Общество гурманов (сборник)
Шрифт:
Тут он отвлекся, обратив внимание на карманные часы, лежащие на столе рядом с опустевшей кружкой, — он сам не помнил, когда успел их достать. Идеально круглая форма часов завораживала, ведь это тоже своего рода бочка, идеально облекающая механизм — все эти хитрые шестеренки и пружинки, живущие собственной жизнью, стоит раз запустить их в движение. Перед его мысленным взором предстало округлое существо, состоящее из шестеренок и пружин, выкарабкивающееся из корпуса часов, словно краб-отшельник из ракушки, и отправляющееся на поиски более просторного пристанища. Какая элегантная получилась бы иллюстрация,
Он открыл крышку часов и встретился взглядом с Элис, фотография которой была вставлена в крышку изнутри.
Сент-Ив поспешил захлопнуть часы, успев заметить, что стрелки приближаются к одиннадцати; его исследования продолжались уже почти три часа. Он попросил еще кружку портера и, как только ее принесли, торопливо развернул еще один пакетик порошка, высыпал его на пену и слизнул, наслаждаясь вкусом. Пять порошков в первый же день — стало быть, до опасной дозы еще далеко; при этом следует отметить, что порошок, несомненно, придает уму необыкновенную четкость и ясность. Седалищный нерв больше о себе не напоминал, и Сент-Ив решил и впредь держать его в узде.
«Когда же Диоген открывает свою лавку утром?» — задумался он, поскольку его охватило желание немедленно закупить еще порошка, и по-больше. Стоимость годового запаса рассчитать несложно: 1460 пакетиков, делить на восемь за крону, и четыре кроны на фунт — что-то порядка сорока пяти фунтов, еще останется несколько шиллингов. Как ему доподлинно известно, Гилберт платил вдвое больше за ящик французского вина — хорошего вина, никаких сомнений, но в данных обстоятельствах «хорошее» становилось сомнительным качеством, ведь вино притупляло рассудок и…
— Вы себя хорошо чувствуете, сэр? — спросил его бармен, и Сент-Ив осознал, что разговаривает сам с собой вслух и, видимо, уже довольно долго.
Дерзость бармена неожиданно разозлила его, и он чуть не сделал ему выговор. Однако гнев мгновенно улетучился, и на смену ему пришла снисходительная мысль, что бедный невежа вряд ли заслуживает внимания, ведь он просто проявляет учтивость. Даже захотелось дать бармену пакетик порошка, но Сент-Ив быстро передумал. Пока нет достаточного запаса, нужно беречь свое.
— Прекрасно, как никогда, — сказал он и вручил бармену свой зонт со словами: — Это вам за беспокойство.
Затем Сент-Ив взял с вешалки сюртук, убрал карандаш и записную книжку в карман и вышел во внутренний двор, вдыхая восхитительный аромат благодатного ливня. Он взглянул на небо, подивился облакам, разнообразию их форм, равно как и фантастическим очертаниям просветов между ними. Одни плыли по небу совсем низко, другие высоко — как им, черт возьми, заблагорассудится. «Что есть облако, — думал он на ходу, — как не эфирная бочка с дождем, плывущая в небесах».
Его осенило, что нужно достать записную книжку, найти место под крышей и немедленно записать эту мысль, но сейчас, на просторе, его влекла вперед неумолимая сила, бурлившая в жилах. Он прошел по Нижней Темз-стрит, у подножия холма Фиш-Стрит-Хилл, откуда струился мощный дождевой поток, и немного постоял в нем, внимательно наблюдая за тем, как вода заполняет его
Фиш-Стрит-Хилл — многообещающее название само по себе.
— Ха! — крикнул он, вскинув вверх руки и воздев лицо к небесам. Он пошел наискосок по Кинг-Уильям-стрит. Дождевая вода струилась по его лицу, стекала под рубашку через расстегнутый воротник, капала с кончиков пальцев. Вода шумела в желобах вдоль крыш и хлестала из отверстий водосточных труб, вливаясь в общий поток. На его глазах улицы буквально превращались в полноводные ручьи — притоки, несущие свои воды в великую Лондонскую реку и дальше, в море, колыбель всей жизни на Земле…
С превеликим удивлением он обнаружил, что на него смотрит огромная жаба, восседающая над дверью трактира «Полжабы». Он не помнил, сколько прошло времени, не помнил, куда шел, с тех пор как услышал полночный звон колоколов.
ВЛАЖНЫЕ СНЫ
Он очнулся чуть позже и обнаружил себя в невероятно чистой широкой реке. Далеко внизу, в толще воды, в струях течения колыхались водоросли и спешили к морю прозрачные, словно полосы стекла, угри. Хрустальная вода, теплая как парное молоко, синее небо над головой и серебристое море вдалеке. Эту реку он никогда раньше не видел, даже во сне — он сознавал, что спит, и подумал, что в этой реке, возможно, слились все реки мира, как в некоем идеале реки или самого сна. В своем сне он плыл, лежа на спине, глядя в небо, но при этом, не поворачивая головы, видел и все под собой: серебряных угрей, плывущих в море навстречу своей судьбе, колышущуюся полупрозрачную зелень водорослей и блики солнечного света.
Река, неся его в своих водах, вернула ему блаженное чувство покоя и сознание, что он отсутствует неопределенное время. «Сон, — подумал он, — сон внутри сна». Его вынесло в бескрайнее прозрачное море, берега вскоре скрылись вдали, а океанское течение, река среди моря, влекло его все дальше, в оазис тишины в сердце бесконечного умиротворения. Его охватило желание оказаться как можно скорее в этом переливающемся бирюзовом мире безграничного покоя и ясности, мире водорослей и подводных тварей, среди которых он плыл в зеленоватых солнечных лучах. Какая-то его часть узнала это место — воспоминание детства, подумалось ему, или образ из детских снов.
Проснулся он, сотрясаясь от озноба, с адской головной болью. Сон оставался по-прежнему ярким — реальнее, чем темная комната вокруг, — не рассеиваясь и не спеша улетучиться из памяти, что искренне его обрадовало, несмотря на горечь пробуждения. Сент-Ив закрыл глаза и попытался сосредоточиться, но его лихорадочно бодрый ум отказывался сосредотачиваться. Он очень тихо поднялся с кушетки, где спал, и пробрался по стенке к шкафу. Трясущимися руками высыпав содержимое двух пакетиков порошка в стакан, он налил в него воды из кувшина, выпил и замер, дожидаясь, пока порошок успокоит натянутые нервы.