Одержимый
Шрифт:
Прошел месяц, прежде чем я согласился.
Ее звали Джулия, и принадлежала она к тем редким счастливым существам, которых природа создала именно для этого периода существования человечества на планете Земля.
Ростом в пять футов и десять дюймов, стройная, с грудью, достаточно большой, чтобы привлечь внимание, но не вызывающей сомнений в отсутствии силикона. Светлые волосы падали на плечи. Оттенок предполагал игривость. Полагаю, ее фотографию Хью Хефнер [34] без колебаний поместил бы на обложку номера, посвященного «Девушкам, которые вызывают у всех желание эмигрировать в Америку».
34
Хефнер,
Джулия, пусть и не в таком порядке, поработала в Корпусе мира, в составе поющего квартета проехала по Восточной Европе до падения Берлинской стены, участвовала в викторине, в которой ее семья выиграла пять тысяч двести долларов и поездку в экзотические края.
— Позволь догадаться. Вас поселили в «Мотель-пять»? [35]
— «Мотель-пять»?
— Похож на «Мотель-шесть». Но ты должен приходить со своими тараканами.
Она была из тех женщин, которые вызывают у тебя стремление развеселить их, которые улыбаются, даже если твои усилия того не заслуживают. Джулия улыбнулась.
35
«Мотель-5» — компьютерная игра.
Разговаривать с ней было легко и приятно. Мое общество полностью ее устраивало. Рассказав, что люблю играть в полуночный гольф (проникать на поле ночью и бить по светящимся в темноте мячам), я услышал от нее: «Я бы тоже хотела попробовать. Пригласи как-нибудь меня».
— И как хорошо ты знала Энни?
— Не имела чести, — ответила Джулия. — Случившееся с ней — настоящая трагедия. И как хорошо ты ее знал?
Я надеялся, что боль в груди не отразилась на лице.
Через два месяца я пошел в устричный бар с Рошель. Она преподавала игру на фортепьяно, когда не работала пресс-секретарем местной телевизионной кабельной компании. Ей было тридцать два года, но подсчитывать следовало не года, а содержание алкоголя в ее крови и в моей. Она накачивала нас обоих спиртным, и мы говорили о пустяках. Одно вело к другому, и привело в ее квартиру.
Я даже не подумал о том, чтобы захватить на свидание презерватив. С чувством обреченности взял предложенный из ящика прикроватного столика. Потом, когда она пошла в ванную, чтобы освежиться, смахнул слезу. Три месяца, как умерла Энни, думал я, и я в чистилище, борюсь со слезами, когда кот какой-то женщины обнюхивает мои не снятые с ног носки.
Вот так все и шло. Я показал себя очень уж слабохарактерным. Даже не ожидал такого от себя. И оказался более злым, чем думал.
В конце концов нашел успокоение в женщине… той, что предпочитала управляться не с букетом, а с иголкой. Я говорю о Саманте.
Впервые ее могущество я испытал на себе через шесть месяцев после смерти Энни. Массаж шиатсу. Саманта прикасалась к моему усталому телу в разных местах: под коленями, к лодыжкам, талии, нижней челюсти, и всякий раз меня прошибал заряд энергии. Потом мы перешли к акупунктуре — иголкам.
Саманта знала, что ко всему этому я отношусь скептически. Знала, что массаж ассоциирую с жестким пластиковым столом в атлетическом клубе. Но она заставила меня поверить. Я на себе прочувствовал, что
После того, что она проделывала со мной в те воскресные вечера, а потом отпускала в мир, покой очень даже меня устраивал. Я более не возражал, что Энни ушла, что она никогда не вернется. И мог видеть ее более ясно. Мне открылись недостатки Энни, которые ранее скрывала от меня ее внезапная трагическая смерть.
Я освоил медитацию, дыхательные методики, никуда не делась и акупунктура. В еде не перешел на ягоды и орешки. Оставался полноценным американским мужчиной, который знает, что для решения любой проблемы достаточно двух стопок текилы и компакт-диска с подборкой лучших песен группы «U2».
Саманта и Яблочко не были моими единственными друзьями. Даже не входили в число тех людей, с кем я проводил большую часть свободного времени. К последним относились парни из Ассоциации молодых христиан, которые играли в баскетбол с половины пятого до шести вечера по понедельникам, средам и пятницам. Крысы спортзалов. Они заблуждались в том, что спорт — основа жизни. Они заблуждались в том, что обладают замечательными навыками общения. Они играли в баскетбол, а перед их мысленным взором стояли супермодели. Их отличало извращенное чувство верности себе подобным.
Был еще и сосед, Санджив Бубар, менеджер «Ант-Хилл рекордс». Не уверен, что крошечному магазинчику, торгующему подержанными пластинками (настоящим винилом), требовался менеджер, но такую он занимал должность. И музыка не была его страстью. Что он обожал, так это собирать модели самолетов.
Обычно он стучался в мою дверь после того, как эфир заполняли вечерние выпуски новостей. Я находил его на пороге, вымазанного в клею и держащего в руках модель экспериментального нацистского самолета, который во время Второй мировой войны лишь дважды участвовал в воздушных боях над Прагой.
У Санджива было что-то общее с остальными, с Самантой и Яблочком, с крысами спортзалов. Они достигли плато. Ни к чему не стремились, ни за что не боролись. Укоренились на этом плато, такая жизнь их более-менее устраивала, а чье-то мнение, скажем, мое, на сей счет их не интересовало. Если они и судили себя, то там, где я не мог их услышать.
Они радикально отличались от моих друзей по медицинской школе. Я по-прежнему поддерживал с ними отношения, но давно уже сбился с их шага. Не мог продвигаться вперед с той же скоростью, что и они, да и не хотел.
Однажды, вернувшись домой поздно вечером из бара «Паст тайм», я обнаружил Санджива, стоявшего на пороге моей квартиры. Кто-то вломился в нее и ограбил. Копы сказали, что по району прокатилась волна ограблений. По их мнению, действовала банда наркоманов, сидящих на кристаллическом мете. [36]
Я лишился самых дорогих вещей: игровой приставки «Плейстейшн-2», микроволновки, стереосистемы, компьютера, монитора, принтера. Все это я мог купить вновь, за исключением текущей работы. На дискетах я ничего не сохранял. В квартире царил хаос. Копы сказали, что грабители наверняка искали марихуану и «колеса».
36
Мет — сокращение от широко распространенного синтетического наркотика метамфетамин.