Однажды в тридевятом царстве
Шрифт:
Старик отрицательно помотал головой.
– Ты, дружочек, будь добр, спустись вниз к источнику да принеси мне водицы из него. Там возле родничка и кружечка имеется. А я пока посижу здесь, в тенёчке…
– Хорошо, – ответил мальчик и побежал по тропинке вниз с горы, куда указал рукой старик.
Узкая тропка тесно прижималась к крутому склону, словно боясь оторваться и улететь коричневой лентой с обрыва в реку. В одном, особенно крутом месте были врыты в землю самодельные ступени, сваренные из железных прутьев. Стёпка, торопясь
Прямо из земли бил крошечный фонтанчик и стекал прозрачным ручейком в гранитную чашу, установленную в основании родника. Вода была настолько прозрачной, что, если бы не её постоянное движение, можно было бы подумать, что каменная чаша пуста.
Увидев воду, мальчик вдруг остро почувствовал жажду и опустил в чашу сложенные лодочкой ладони. Ух, какая холодная!.. Пальцы сразу заныли от ледяного прикосновения влаги, текущей из потайных недр. Стёпа сделал глоток и зажмурился: так было льдисто-сладко! Он даже не предполагал, что обычная вода может быть такой вкусной!
Напившись, Стёпа схватил алюминиевую кружку, стоящую на краю чаши, наполнил её и поспешил вверх по тропинке к храму.
Иван Тимофеевич с благодарностью принял кружку из рук мальчика и стал пить, а Степан с тревогой наблюдал, как двигается вверх-вниз выпуклый кадык на морщинистой шее старика.
– Спасибо тебе, друг мой Стёпа! – слабо улыбнулся старый учитель. Болезненная бледность исчезла с его щёк, в глазах снова появился блеск. – Ну что, пойдём сражаться за нашу старую крепость?..
– Нет, Иван Тимофеевич, вам домой надо, принять лекарство и полежать. Нельзя вам нервничать.
– А что ты предлагаешь? Молча смотреть, как гибнет дело всей моей жизни и не нервничать?
Стёпка уловил слёзную дрожь в голосе старика и поспешил успокоить:
– Сейчас вам надо принять таблетки, а потом уже сражаться. Я доведу вас до дома.
– Совсем я стал ни на что не годен… – сокрушался директор музея, поднимаясь со ступеней крыльца и, бережно поддерживаемый под руку мальчиком, медленно зашагал вниз по дорожке между липами.
– Ах, как болит, Стёпушка, как болит… – простонал Иван Тимофеевич, выходя на центральную улицу города.
– Что болит? – встрепенулся Стёпка, готовый бежать в аптеку или за врачом.
– Душа болит за нашу бедную, многострадальную Крепость! Это же наша земля, Стёпушка, кровью русской пропитанная, выстраданная… И вот так родную землю за гроши продать!.. Её ведь трижды в древности разоряли шведы, да всякий раз крепость снова из руин возрождали. Но чтобы свои разорили, такого ещё не было! Что за люди? Что за люди?! Ничего святого не осталось… А я чувствую, продадут крепость – и я помру, нечего мне тут больше делать, на этом свете! – убеждённо произнёс Иван Тимофеевич.
– Да вы что! – Стёпка даже остановился, услышав
– Девятый десяток живу на свете, вроде жизненного опыта хоть отбавляй, а что теперь делать, не знаю! Хоть убей, друг мой, не знаю.
Старик шёл, тяжело опираясь на руку мальчика, и сильно прихрамывал. Прозрачная небесная лазурь его глаз подёрнулась серой дымкой, помутнела.
– Ну, отец же Михаил сказал: молиться о чуде!
– Ты веришь в чудо, сынок? – Иван Тимофеевич слабо улыбнулся, и в этой улыбке были жалость и сострадание к неразумному дитяти, не знающему жизни.
– Конечно! – воскликнул Стёпа уверенным голосом. – Что там ваш бывший ученик говорил про веру? Если очень верить, то чудо свершится, обязательно!
– Ты, Стёпушка, заходи к отцу Михаилу, просто разговаривай с ним. Душа твоя, чистая и светлая, будет хорошей почвой для добрых слов, что он тебе скажет. Хороший, настоящий человек из тебя вырастет, я уверен в этом.
Они остановились возле калитки в зелёном заборчике, за которым виднелся небольшой одноэтажный домик – тоже изумрудного цвета, под железной крышей, утопающий в кустах сирени. Окна обрамляли резные наличники – белые, кружевные. А под самой крышей, возле круглого чердачного окошка (как вокруг солнечного диска), грациозно вытянув длинные шеи, кружила пара нарисованных лебедей. Стёпка раскрыл рот от восторга, рассматривая длиннокрылых птиц.
– Вот я и дома, – тихо произнёс старик. – Благодарю, мой юный друг, за то, что проводил. Без твоей помощи и не дошёл бы, наверное.
– Иван Тимофеевич, у вас точно лекарства есть? А то я мигом в аптеку сгоняю!
– Есть, есть, миленький! Не волнуйся обо мне. Иди домой.
И директор музея, скрипнув калиткой, побрёл в дом, прихрамывая.
Стёпа с болью в сердце наблюдал, как поникли щуплые плечи, сгорбилась спина старого учителя. Он как будто даже стал меньше ростом и совсем дряхлым.
Но пора было возвращаться домой.
Кажется, Стёпка знал, как отговорить отца от идеи купить землю в крепости!
Глава 7
Стёпа шёл по улице, не обращая внимания ни на что.
Ему нравился директор краеведческого музея: было в нём что-то притягательное. Выросший без всяких бабушек и дедушек (хотя таковые имелись в наличии, но жили далеко, в других городах), Степан неожиданно почувствовал некое родство со старым учителем, между ними существовала невидимая, безымянная, но сильная связь. Откуда она взялась и что означала, тринадцатилетний мальчик не знал.
А перед глазами стояла согбенная болью и немощью спина старика… «А ведь и правда, – подумал Стёпа, – не переживёт Иван Тимофеевич, если землю продадут. Умрёт не от болезни, а от обиды и несправедливости…»