Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

Сенкевич Генрик

Оставались еще немцы, с которыми справиться было труднее; немецкий полк состоял из тысячи закаленных в бою солдат.

Правда, храбрый Флик пал от руки Кшечовского, но оставался еще Иоганн Вернер, подполковник, ветеран тридцатилетней войны.

Кшечовский, уверенный в победе, хотел все-таки сохранить для Хмельницкого такой значительный отряд превосходной пехоты и поэтому вступил с ним в переговоры.

Сначала казалось, что Вернер соглашается на предложение Кшечовского. Им заплатят жалованье за год вперед, а по истечении года они могут идти куда угодно, хоть назад, в коронный лагерь.

Вернер как будто задумался, а тем временем тихонько отдал приказ, чтобы лодки сблизились и образовали замкнутый круг. Выросла стена рослых, сильных людей, одетых в желтые колеты и шляпы такого же цвета, с мушкетами в руках.

Вернер с обнаженной

шпагой стоял в первой шеренге и думал.

— Герр полковник, — сказал он, — мы согласны!

— Вы ничего не потеряете на новой службе! — радостно воскликнул Кшечовский.

— Но с условием…

— Соглашаюсь заранее.

— Если так, то хорошо. Наша служба у республики кончается в июле. С июля мы будем служить у вас.

Из уст Кшечовского вырвалось проклятие. Впрочем, он постарался сдержаться.

— Вы шутите, пан лейтенант? — спросил он.

— Нет, — флегматично ответил Вернер. — Честь солдата велит свято хранить уговор. Служба кончается в июле. Мы служим за деньги, но мы не изменники. Иначе нас никто бы не нанимал, да и вы сами не доверяли бы нам. Кто вам поручится, что при первой битве мы снова не перейдем на сторону гетманов?

— Чего же вы хотите?

— Дайте нам уйти.

— Не будет этого, сумасшедший вы человек! Я прикажу перебить вас всех до единого.

— А сколько своих потеряете?

— Ни один из вас живым не уйдет.

— Да и половина ваших останется на месте.

Они оба говорили правду. Вот почему Кшечовский, взбешенный до крайности невозмутимостью немца, не хотел еще начинать битвы.

— Прежде чем солнце зайдет, — крикнул он, — подумайте. Потом я прикажу стрелять из пушек. — И Кшечовский поехал на совещание с Хмельницким.

Наступили минуты ожидания. Казацкие лодки окружили немцев, которые сохраняли полное спокойствие, как и надлежит вести себя настоящему солдату перед лицом врага. На угрозы и брань казаков ответом было одно презрительное молчание.

Солнце медленно начинало спускаться и, наконец, зашло.

Вдали заиграла боевая труба, и послышался голос Кшечовского:

— Солнце зашло! Надумали вы или нет?

— Да! — ответил Вернер и, обернувшись к своим солдатам, взмахнул обнаженной шпагой.

— Feuer [31] ! — скомандовал он спокойным голосом.

Залп. Несколько казачьих трупов упало в воду. Пушки, стоящие на берегу, раскрыли пасти и изрыгнули дождь ядер на немецкие лодки. Густой дым заволок всю реку, и только регулярные залпы мушкетов показывали, что немцы еще обороняются.

31

Огонь! (нем.).

После захода солнца битва еще продолжалась, хотя, видимо, начинала ослабевать. Хмельницкий в сопровождении Кшечовского, Тугай-бея и нескольких атаманов приехал осмотреть поле сражения. Раздутые его ноздри с наслаждением втягивали пороховой дым; он с удовольствием прислушивался к стонам раненых, тонущих немцев. Все три вождя смотрели на резню, как на зрелище, предрекающее им хорошую будущность. Бой затихал. Выстрелы смолкли, и слышались только победные крики казаков.

— Тугай-бей, — сказал Хмельницкий, — это день первой победы.

— Пленных нет, — проворчал мурза. — Не хочу я таких побед.

— Наберешь их на Украине. Весь Стамбул и Галату наполнишь своими пленными!

— Возьму хоть тебя, если некого будет брать!

Дикий Тугай злобно расхохотался и потом прибавил:

— Я охотнее взял бы этих "франков".

Битва окончилась. Тугай-бей поворотил коня к обозу. Другие последовали его примеру.

— Ну, теперь на Желтые Воды! — воскликнул Хмельницкий.

Глава XV

Наместник с сердечным трепетом ожидал конца сражения. Он думал, что Хмельницкий столкнулся с объединенными силами гетманов.

Но под вечер старый Захар вывел его из заблуждения. Весть об измене Кшечовского и об уничтожении немцев до глубины души поразила молодого рыцаря. За одной изменой должна была последовать вторая, а наместник хорошо знал, что большая часть гетманских войск состоит преимущественно из казаков. Горе наместника все возрастало, а триумф в запорожском войске еще более ухудшал его положение. Все складывалось самым дурным образом. О князе ни слуху ни духу, а гетманы, очевидно, совершили страшную ошибку и вместо

того, чтобы устремить всю силу к Кулаку или ждать неприятеля в укрепленных обозах на Украине, разделили войска, ослабили себя и предоставили широкое поле действия вероломству и измене. Правда, в запорожском обозе давно толковали о Кшечовском, об особом отряде под предводительством Стефана Потоцкого, но наместник не хотел верить этому. Теперь, увы! Благодаря измене Кшечовского силы Хмельницкого возросли, а молодому Потоцкому грозила страшная опасность. Лишенный помощи, заблудившийся в пустыне, он легко мог быть окружен войсками Хмельницкого и окончательно погибнуть.

Оставалась только одна надежда — на князя. Звезда Хмельницкого померкнет, как только князь двинется из своих Лубен. А кто знает, может быть, он уже соединился с гетманами? Пусть Хмельницкий обладает громадными силами, пусть ему помогает Тугай-бей, пусть крымский хан осуществит свое обещание и явится со своими войсками в случае неудачи — Скшетуский ни на минуту не сомневался, чтобы восстание могло длиться долго, чтобы один казак мог потрясти всю республику, сломать ее могущество. "Волна эта разобьется у украинских берегов, — думал наместник. — Чем обыкновенно кончались все казачьи бунты? Восстание вспыхивало, как порох, и угасало при первом же столкновении с гетманами. Так бывало до сих пор. Когда с одной стороны в бой вступала дикая шайка низовых хищников, а с другой — силы державы, берега которой омывались двумя морями, результат нетрудно было предвидеть. Буря не может длиться долго; она пройдет, и солнышко вновь проглянет". Эта мысль поддерживала пана Скшетуского и не позволяла пасть под бременем невыносимой тяжести. Буря хоть и пройдет, но может опустошить поля, разрушить жилища, натворить неслыханных бед. Благодаря ей он сам чуть было не поплатился жизнью, потерял столько крови и сил и попал в горькую неволю именно в то время, когда свобода для него была важнее жизни. Как вынесут это существа более слабые, те, кто не в состоянии обороняться? Что делается в Розлогах с Еленой?

Впрочем, Елена теперь должна быть в Лубнах. Наместник не раз видел ее во сне, окруженною доброжелательными лицами, любимою самим князем и княгиней Гризельдой и все же тоскующею о своем гусаре, который пропал где-то в Сечи. Но придет счастливая минута — и гусар возвратится. Сам Хмельницкий обещал ему свободу… Казачья волна все плывет и плывет к берегам республики; когда она разобьется, настанет конец горестям и тревогам.

А волна все плыла и плыла. Хмельницкий не терял времени и шел со своим обозом навстречу сыну гетмана. Теперь в его распоряжении находилась грозная сила: с солдатами Кшечовского и чамбулом Тугай-бея всего около 25 тысяч закаленных в бою, опытных воинов. О численности армии Потоцкого не было достоверных сведений. Беглецы говорили, что он ведет две тысячи тяжелой кавалерии и несколько небольших пушек. Исход битвы при таких условиях был все-таки сомнителен; случалось, что одного натиска страшных польских гусаров было достаточно для того, чтобы обратить в бегство и более многочисленное неприятельское войско. Так пан Ходкевич, гетман литовский, в свое время с тремя тысячами гусаров разбил наголову под Кирхгольмом восемнадцать тысяч отборной шведской пехоты и кавалерии; так под Клушином один панцирный отряд бешеным натиском рассеял несколько тысяч английских и шотландских наемников. Хмельницкий знал об этом и все-таки шел, по словам русского летописца, медленно и осторожно: "многими очами своего ума, как опытный ловец, смотря во все стороны и рассылая разведные отряды на милю от обоза и далее" [32] . Так он подошел к Желтой Воде. Поймали двух перебежчиков. Те подтвердили, что коронные войска незначительны и что каштелян перебрался уже через Желтые Воды. Услыхав это, Хмельницкий тотчас же остановился на месте и окопался валами. Сердце его прыгало от радости. Если Потоцкий решится на штурм, то будет побит. Казаки не могут противиться панцирным в поле, но из-за валов дерутся превосходно и при таком перевесе своих сил несомненно отразят атаку. Хмельницкий рассчитывал на молодость и неопытность Потоцкого, но при молодом каштеляне находился старый солдат, староста живецкий, пан Стефан Чарнецкий, гусарский полковник. Тот увидал опасность и уговорил каштеляна вернуться назад, за Желтые Воды.

32

Самуил Величко (примеч. автора).