Огненные цветы
Шрифт:
Лейтенант Пеннел Коллинз – это пышная золотистая шевелюра, ухарски подкрученные усы, блестящие голубые глаза. Равена обратила внимание на его произношение, не свойственное ни англичанам, ни ирландцам.
– А что, все американцы так говорят? – напрямик спросила она.
– Нет-нет, мэм, – рассмеялся он. – Мы, южане – а я родился в Виргинии, – проповедуем «славный и непринужденный» образ жизни. И это, наверное, сказывается и в нашей речи. Медленной, протяжной, немного ленивой. Мы и живем так же. На Севере все иначе. Не поверите, но эти янки ни минуты не могут усидеть на месте,
– Смотрю, в Америке такие же мастаки по части комплиментов, как и у нас в Ирландии.
– Я не хотел вас обидеть, мисс. К тому же старому женатику вроде меня уже ничто не грозит.
Равена вспыхнула:
– Не уверена, что ваша жена согласилась бы с этим утверждением. Впрочем, я и сама помолвлена. Мой Роджер – капитан драгун.
– Рад слышать. В виргинской милиции лишним он не окажется. Нам сейчас нужно побольше хороших офицеров.
– Как прикажете вас понимать, лейтенант? – нахмурилась Равена.
– Нет-нет, мисс Равена, я вовсе не хотел напугать вас. – Он смущенно отвел глаза. – Просто мы, виргинцы, привыкли оберегать своих дам от грубой действительности. На этой зеленой земле Бог поселил женщин, чтобы они дарили мужчинам любовь, радость и потомство. А мы в благодарность за этот чудесный дар присягнули вам на верность в любви и дали клятву защищать слабый пол. Что это с вами, мисс? Неважно себя почувствовали? Вообще-то сегодня свежо, как бы волны всерьез не разыгрались.
– Да, мне действительно вдруг стало немного не по себе. Прошу извинить…
«И волны здесь совершенно ни при чем, дуралей ты этакий!» – про себя добавила Равена.
У лесенки, ведущей вниз, она остановилась и бросила на прощание:
– Уверена, что вы подружитесь с моим женихом.
– Почту за честь, мисс Равена, – с улыбкой поклонился лейтенант.
Потом Равена спросила у отца, что, собственно, Коллинз имел в виду, говоря, что Виргинии нужны военные.
– Видишь ли, дорогая, как ты, наверное, и сама слышала, рабство – это старый камень преткновения в отношениях между северными и южными штатами. До последнего времени им кое-как удавалось находить компромисс. Север не настаивал на отмене рабства в тех южных штатах, где оно существует с самого момента их основания. В то же время аболиционисты на Севере против того, чтобы распространять работорговлю на новые территории – Луизиану и районы к западу от Миссисипи.
Недавно, однако же, в результате решения Верховного суда напряжение между свободными и рабовладельческими штатами усилилось. Некто Дред Скотт, негр-раб, проживавший со своим хозяином на свободной территории, ушел от него и, с точки зрения аболиционистов, должен считаться свободным человеком. А суд постановил, что любой негр, чьи предки были проданы в рабство, не имеет конституционных прав, и обязал Скотта вернуться к хозяину.
По этому поводу и разгорелись страсти что в одном, что в другом лагере, ибо получается, что рабство распространяется и на нейтральные
Экстремисты из южных штатов требуют отделения от Союза, а аболиционисты, напротив, твердо стоят на том, что Юг в этом вопросе должен пойти на безоговорочную капитуляцию. В общем, ситуация накаляется, и ничего в этом хорошего нет, дело может дойти до войны.
– Боже упаси! – воскликнула герцогиня. – А я-то, отправляясь в Америку, думала, что насилие, жестокость, кровопролитие – все это остается позади.
Герцог потрепал ее по плечу.
– Да не беспокойся ты, это я так, в общем рассуждаю. В конце концов американцы как-нибудь договорятся между собой. Нация, прошедшая общее испытание огнем, как американцы в войне за независимость, когда все шансы были на стороне противника, – это единая нация, она выдержит любые потрясения.
Но в глубине души герцог был не так уж в этом уверен. Достаточно посмотреть на то, что происходит в Ирландии.
– Папа, – задумчиво спросила Равена, – а на той плантации, где мы будем жить, есть рабы?
– Ну конечно, дитя мое. А кто же еще обрабатывает землю, выращивает и собирает хлопок? Все хозяйство на Юге аграрное.
– А белым американцам никогда не приходило в голову, что они сами могут работать на земле?
Такой поворот разговора герцогу совершенно не понравился.
– Знаешь, Равена, ты еще ребенок, и таких вещей тебе не понять.
– Никакой я не ребенок, – твердо возразила Равена. – Я женщина.
– Хорошо, пусть так. Молодая женщина. Но все равно тебе трудно разобраться в подобных вещах.
– Ну так помоги мне.
– Ладно, – тяжело вздохнул герцог. – Прежде всего население северных штатов превосходит население Юга больше чем в пять раз. На Севере – промышленность, на Юге – сельское хозяйство. Вот так они и дополняют друг друга. Естественно, поток иммигрантов оседает прежде всего на Севере – в промышленности легче найти работу. А на Юге рынка рабочей силы фактически нет.
– Потому что негры работают бесплатно?
– Ну что ж, если тебе угодно, пусть будет так. – Герцог побагровел. – Только пойми простую вещь: экономика Юга целиком держится на рабском труде. На Севере фермерские хозяйства небольшие, и доход они приносят быстрый. Наемных работников здесь раз-два и обчелся, больше и не надо. На огромных хлопковых плантациях Юга это невозможно.
– А у тебя лично сколько рабов, папа?
Герцог отвернулся. Разговор этот явно смущал его все больше и больше.
– Точно не скажу. Где-то около сотни.
Равена молча подняла взгляд на отца, и вынести это молчание было тяжелее, чем если бы она упрекнула его в открытую.
Пришлось ему, пересиливая себя, самому сказать:
– Я знаю, о чем ты думаешь. Что ж, и на мой взгляд, сама идея рабства – идея позорная. Нельзя с ней мириться. И тем не менее годами я принимаю эту систему и живу жизнью крупного землевладельца, в то время как мои наемники – мои рабы – умирают от голода и болезней.
– Это неправда, Эдвард, – запротестовала его жена. – В Ирландии ты был самым лучшим помещиком. Крестьяне сами говорили это, я собственными ушами слышала. Добрым, щедрым, чутким к их нуждам.