Огненный крест. Книги 1 и 2
Шрифт:
Внизу стукнула дверь, и шум резко прекратился, затем раздались звуки убегающих ног и хихиканье.
— Ммфм! — произнес голос миссис Баг с мрачным удовлетворением. Дверь закрылась, и скрип дерева и лязг железа внизу объявили, что новый день начался.
Спустившись в кухню через некоторое время, я обнаружила, что добрая женщина одновременно поджаривала хлеб, варила кофе и кашу и жаловалась, убирая остатки завтрака на столе. Нет, не на грязь — что еще можно ожидать от мужчин? — а на то, что Джейми не разбудил ее, чтобы она могла приготовить им настоящий
— И как же Сам будет голодным? — с упреком спрашивала она меня, размахивая лопаточкой для жарки. — Красивый большой мужчина, и уехал, не наполнив свой живот ничем, кроме маленького глотка молока и куска несвежей лепешки.
Бросив сонный взгляд на остатки еды и грязную посуду, я подумала, что Сам и его товарищи сжевали, по крайней мере, две дюжины лепешек и целую буханку хлеба с фунтом свежего масла, банкой меда, миской изюма и всем молоком от утреннего удоя.
— Я не думаю, что он будет голодать, — пробормотала я, подцепляя крошку обслюнявленным пальцем. — Кофе готов?
Старшие дети, в основном, Чизхолмы и МакЛеоды, спали у кухонного очага, завернувшись в одеяла. Сейчас они уже встали и бегали на улице, а одеяла были свалены за скамьями. Как только запах еды начал распространяться по дому, раздались разнообразные звуки, свидетельствующие о пробуждении его обитателей — женщины одевались и занимались своими младенцами. Маленькие жадные лица высунулись из дверей.
— Вымыли свои грязные лапы, маленькие язычники? — сердито спросила миссис Баг, увидев их. Она махнула ложкой, которой мешала овсянку, на скамьи вдоль стола. — Если вымыли, то заходите и садитесь. Смотрите, вытирайте грязные ноги!
В мгновение ока скамьи и табуретки были заполнены. Миссис Чизхолм, миссис МакЛеод и миссис Аберфельд зевали и мигали посреди своего потомства, кивая и бормоча «Доброе утро» мне и друг другу, поправляя платок здесь, подол рубашки там, и, послюнявив большой палец, приглаживали торчащий вихор у маленького мальчика или стирали пятно со щеки у маленькой девочки.
Миссис Баг была в своей стихии, подпрыгивая между очагом и столом, стараясь накормить дюжину голодных ртов. Наблюдая ее метания туда и сюда, я подумала, что, вероятно, в прежней жизни она была синичкой.
— Вы видели Джейми, когда он уезжал? — спросила я, когда она сделала паузу, чтобы заново наполнить чашки кофе, держа большую сырую сосиску в одной руке.
— Нет, — сказала она, тряся головой в чистом белом керче. — Я ничего не знала. Я слышала, как мой старик встал до рассвета, но только подумала, что он встал, чтобы сходить до ветра, он не любит ходить в горшок, чтобы не беспокоить меня. Однако он не вернулся, а когда я встала сама, они уже уехали. Эй! Не трогай!
Уловив движение краем глаза, она ловко стукнула шестилетнего МакЛеода сосиской по голове, заставляя его убрать руку от банки с джемом.
— Может быть, они отправились на охоту, — робко предположила миссис Аберфельд, кормя овсянкой маленькую девочку, которую держала на коленях. Ей было только девятнадцать лет, и она редко разговаривала,
— Лучше бы они занимались фермами и лесом для домов, — сказала миссис МакЛеод, прижав ребенка к груди и поглаживая его спину. Она убрала прядь волос с лица и криво улыбнулась мне. — Я не намекаю на ваше гостеприимство, миссис Фрейзер, но мне не хотелось бы всю зиму мешать вам. Джорди! Оставь косы сестры в покое или ты сильно пожалеешь!
Не в лучшем настроении в начале дня, я только улыбнулась и пробормотала что-то неопределенно вежливое. Вряд ли мне хотелось иметь в доме на зиму дополнительно пять или десять человек, но я не была уверена, что этого можно избежать.
Письмо губернатора весьма недвусмысленно приказывало собрать всех здоровых мужчина в нашем районе и привести их к Солсбери к середине декабря, так что для строительства домов оставалось слишком мало времени. Однако я надеялась, что у Джейми есть план по разрежению населения в нашем доме. Котенок Адсо при такой скученности перебрался на постоянное местожительство в ящик буфета в моем хирургическом кабинете, а кухня стала походить на одну из картин Иеронима Босха.
По крайней мере, в ней уже не было так холодно по утрам; с множеством набившихся там тел она была теперь блаженно теплой, хотя и шумной.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я, удивившись при виде дочери, которая сидела, съежившись под какой-то тряпкой, на углу скамьи.
Бри сонно моргнула и поправила Джемми, который сосал грудь, не обращая внимания на толпу.
— Мюллеры явились среди ночи и постучали к нам, — сказала она, зевая. — Восемь человек. Они плохо говорят по-английски, но как я поняла, па отправлял за ними.
— Действительно? — я потянулась за кусочком кекса с изюмом, чуть не столкнувшись с юным Чизхолмом. — Они еще у вас?
— Угу. Спасибо, ма, — она взяла кусочек кекса, который я протянула ей. — Па пришел и увел Роджера, когда было еще темно, но, кажется, Мюллеры ему пока не нужны. Когда Роджер ушел, старый Мюллер встал с пола, сказал «Bitte, Maedle» [87] и лег рядом со мной, — краска залила ее лицо. — И я подумала, что лучше встать и пойти сюда.
— О, — сказала я, подавляя улыбку. — Это, должно быть, Герхард.
87
Пожалуйста, девушка (нем.)
Чрезвычайно практичный фермер не видел причины, почему его старые кости должны лежать на твердых досках пола, если было свободное место на кровати.
— Я полагаю, это он, — сказала она неразборчиво с набитым ртом. — Я думаю, он безопасен, но все же…
— Ну, что ж, он действительно не представляет для тебя никакой опасности, — согласилась я. Герхард Мюллер был патриархом большой немецкой семьи, которая жила между Риджем и моравским поселением. Ему был далеко за семьдесят лет, но он ни в коей мере не был безобидным.