Охотничий трофей
Шрифт:
Эллинка от сухих речей обиженно поджала губы и тяжело вздохнула, но говорить что-либо более не стала и покорно улеглась на тёплую шкуру, рассчитывая, что в ближайшее время её посетит сон, и утро наступит как можно скорее. Однако спокойно прикрыть веки, расслабиться и отдаться Морфею ей мешал лежащий рядом охотник.
Всадница, нервы которой постепенно стали сдавать, распахнула глаза и резко села на небрежно расстеленных шкурах - близость мужчины всё не давала ей покоя. И она ещё поняла бы, если бы ей было страшно или противно от его нахождения рядом с собой, но совсем иное чувство, словно червячок, грызло её
Любопытство.
Мелисса повернула голову к охотнику, который, судя по его спокойному и размеренному дыханию, уже успел заснуть, и принялась без боязни и зазрения совести разглядывать его.
Чёрные волосы, смуглая кожа, сильные руки, необычные для северянина черты лица… всё это казалось юной гречанке притягательным и… порочным.
«Нечестивец… хорош, скотина эдакая…»
– Странно, что Астерия мне за тебя голову не открутила, - гречанка прекрасно знала, насколько её сводная сестра была падкой на таких мужчин, как Эрет, а потому её нежелание добиваться его расположения вызывало массу вопросов. Однако с другой стороны девушка была даже рада такому раскладу - не пришлось бы вступать с собственной сестрой в соперничество за… скандинава.
Ещё с минуту понаблюдав за спящим спокойным сном охотником, воительница, с трудом переступая через своё смущение, но всё же идя на поводу у немыслимых желаний, легла рядом с мужчиной. Однако юной эллинке, любопытство которой перешло за допустимую черту, этого показалось мало, и она, отбросив все сомнения, положила свою голову на грудь викинга.
«Тепло…»
– Бабы - самые странные существа, созданные богами, - тихий голос тут же раздался над ухом гречанки.
– Страшно представить масштабы той попойки, после которой асам пришла в их головы идея придумать женщин.
– Девушка испуганно вздрогнула и, стыдливо прикусив нижнюю губу, косо взглянула на, как оказалось, не спавшего ловца.
Конечно, она прекрасно понимала, что ведёт себя не как взрослая эллинка, а как несмышлёная девочка, ведь в её возрасте многие её соплеменницы уже обзаводились собственными детьми, количество которых напрямую зависело от воли богов, любвеобильности самой амазонки и, конечно же, наличия достойной кандидатуры на роль отца будущей мужененавистницы. А отцы, как правило, всегда были разными.
Мелисса знала, что рано или поздно, ей, как дочери королевы, всё же придётся пойти той же дорогой, только вот сама девушка не стремилась приближать этот, как ей всегда казалось, ужасный момент. Она с детства привыкла смотреть на мужчин свысока, а потому никого из них, даже сыновей богатых вождей и отпрысков могущественных монархов, не считала достойными своего внимания: ни дорогие дары, ни сладкая лесть, ни героические подвиги не производили на северянку должного впечатления. От подобных жестов эллинка лишь раздражённо отмахивалась, предпочитая мужскому обществу общество книг, в которых разума было больше, чем в отбитых головах воинственных мужей.
И кто бы знал, что именно один из охотников, племя которых так люто ненавидят все амазонки, станет тем, на кого Мелисса всё же решит обратить своё королевское внимание. Если бы кто-то из темискирских сестёр, пускай даже в шутку, обмолвился бы о том, что первую свою ночь девушка проведёт в обществе драконьего ловца, то она непременно вызвала бы эту гречанку на бой, дабы проучить за неподобающие
Был ли этот странный брюнет любимым человеком?
«Конечно же, нет!»
Был ли он симпатичен рыжеволосой всаднице?
«Безусловно, да!»
– Чего молчишь?
– бархатный голос опять коснулся уха северной девы, отчего та снова вздрогнула, а по телу пробежалась стайка колючих мурашек. Всадница подняла голову и внимательно заглянула в карие глаза викинга, в которых отражалось трепещущееся пламя очага. Девушка виновато закусила губу и увела взгляд в сторону, как бы говоря викингу, что сказать ей ровным счётом нечего…
Сказать-то нечего, но сделать хотелось много… много всякого, разного и до безобразия неприличного. Только вот девственная амазонская сущность стыдливо забивалась в тёмный угол при одной лишь мысли о подобных… «вещах».
Наездница в очередной раз прокляла про себя весь мужской род в целом и Эрета в частности, но не за развратность и порочность, а за излишнюю неуверенность. Амазонка искренне не понимала, откуда в нынешних молодых мужах столько тупой нерешительности. Почему нельзя просто взять и схватить девушку, желательно покрепче, привалить её к доскам, да согрешить с ней самым порочным образом?
Ну и что, что она сама начала вырываться и умолять викинга остановиться? Она же дева! Девам такое поведение дозволено!
– А что я должна сказать?
– всадница вновь перевела заинтересованный взгляд на воина, который уже и не надеялся услышать от амазонки хоть каких-то слов. Сам же Эрет в ответ на девичий вопрос лишь тихо хмыкнул и снова прикрыл глаза, надеясь хотя бы на этот раз уснуть, - общество красивой обнажённой девушки тяготило истосковавшегося по женским ласкам мужчину, а потому сон был единственным спасением от порочных мыслей и желаний.
Мелисса, заметив, что всадник в очередной раз предпочёл царство сна её королевской обнажённой персоне, обиженно прикусила губу и положила голову обратно на его грудь - всё-таки темискирской воительнице не суждено понять мужчин, слишком они странные и какие-то нелогичные.
Воительница нехотя прикрыла глаза и, разморённая тихим потрескивающим звуком горящих в очаге хворостинок, размеренным дыханием находящегося рядом охотника и исходящим от него теплом, полностью расслабилась и непроизвольно обняла Эрета одной рукой, в душе желая, чтобы он ответил ей тем же. Несмотря на внутренние противоречия, эллинке нестерпимо хотелось ощутить на своей коже горячие прикосновения сильного и, чего греха таить, красивого мужчины…
Невольно девушка вспомнила последний откровенный разговор со сводной сестрой, которая всегда отличалась свободой нравов. Уж кто, как не она знает всё о мужчинах и их порочных желаниях? Больно любвеобильной была Астерия…
«Мелисса! Да какая из тебя амазонка, если ты даже воинственного мужа боишься соблазнить? Хотя… на кой его соблазнять-то? Привали к камням, да отымей, чтоб собственного имени не помнил!»
Всадница открыла глаза и бросила робкий взгляд на Эрета, а после поспешила прикрыть начавшие тяжелеть веки.
«Да тут кто кого ещё иметь будет!»
Мелисса и дальше продолжила бы вести внутренний диалог со своим вторым «я», но нежное прикосновение к волосам заставило её отвлечься от этого бесполезного занятия. Девушка распахнула глаза и затаила дыхание.