Олигархи. Богатство и власть в новой России
Шрифт:
У войны банкиров были последствия и похуже, чем удары по самолюбию и пятна на репутации, — она причинила невосполнимый ущерб экономическому и политическому руководству России. “Главные члены моей команды, — жаловался Чубайс, — находятся под следствием. Прослушивается огромное количество телефонных звонков. Мои ближайшие родственники представляют интерес для следствия... За моим сыном все время следят. Постоянно происходит множество других событий. Что еще должно произойти? В меня пока не стреляли” {485} . Привыкнув то и дело тревожно оглядываться, российские реформаторы оказались не готовы мужественно смотреть вперед, когда настала буря, когда и опытному моряку было бы непросто вести свой корабль. Пока они боролись за “Связьинвест”, в Восточной Азии разразился финансовый кризис. Осенью, когда началось замедление развития российской экономики, Чубайс и реформаторы были слишком поглощены сделкой по “Связьинвесту” и не увидели, что Россия уязвима и не защищена от воздействия неблагоприятной мировой конъюнктуры.
Индекс Российской
Когда я встретился с Чубайсом 2 декабря, он все еще был раздражен и рассержен войной банкиров. Он сказал, что следит за восточноазиатской финансовой статистикой, но, по его убеждению, азиатский кризис не мог бы отразиться особенно на экономике России, в худшем случае, возможно, на полгода задержал бы ее восстановление {487} . “Ничто не может случиться с рублем”, — настаивал он. В том же месяце Чубайс сказал: “Сегодня у нас есть все основания говорить, что самый опасный момент остался позади, он пришелся на начало декабря” {488} .
10 декабря Ельцин был снова помещен в больницу [50] . Медведь снова залег в зимнюю берлогу. Финансовый ураган приближался к Москве, но ни отец российского капитализма, ни его драчливые дети к нему не готовились.
Глава 15. Рев драконов
Михаил Ходорковский встретил 1998 год на гребне удачи. Известный своими скромными вкусами, Ходорковский отдавал предпочтение теннискам и спортивным курткам, а не костюмам и галстукам, но Новый год он встретил в элегантном французском ресторане “Ностальжи”, расположенном в центре Москвы. Обставленный старинной мебелью ресторан славился непревзойденным винным погребом, насчитывавшим шестьсот сортов изысканных французских вин. В канун Нового года говорливый француз, биржевой маклер Эрик Краус, заметил в “Ностальжи” Ходорковского и еще дюжину человек. Краус не поверил своим глазам. На столе Ходорковского стояла бутылка очень дорогого бордо “Шато О’Брион”. Заинтересовавшись, Краус попросил у официанта карту вин. Бутылка “Шато О’Брион” стоила 4000 долларов. “1997 год заканчивался для России неплохо, — вспоминал Краус. — Страна возрождалась. Даже журналисты не могли сдержать эмоций. Все мы чувствовали, что принимаем участие в великом социальном эксперименте” {489} .
50
Пресс-секретарь Ельцина Сергей Ястржембский сказал в то время, что Ельцина отвезли в Барвиху, но позже стало известно, что он был отвезен в больницу, где ему сделали операцию на сердце.
У Ходорковского имелись основания для оптимизма. Его бизнес стремительно расширялся [51] . В октябре, находясь в Вашингтоне, он невозмутимо заявил американским предпринимателям, что хотел бы через десять лет возглавлять одну из десяти крупнейших нефтяных компаний мира. В свои тридцать четыре года он руководил крупнейшей в России нефтяной компанией ЮКОС, рыночная капитализация которой составляла 9 миллиардов долларов; на него работало 100 тысяч человек. Но конечная цель еще не была достигнута {490} . Спустя несколько месяцев ему достался очередной трофей — Восточная нефтяная компания, проданная государством в ходе приватизации. В отличие от ЮКОСа, купленного по заниженной цене, Ходорковский заплатил за Восточную нефтяную компанию полную цену — 1,2 миллиарда долларов за 45 процентов акций компании. Купив еще 9 процентов на открытом рынке, он получил контроль над компанией. Он планировал включить ее в состав ЮКОСа.
51
Одним из признаков этой экспансии было то, что Ходорковский приготовился получить полный контроль над гигантским месторождением нефти в Сибири. В 1993 г. компания “Амоко” выиграла международный тендер, на который были выставлены 50 процентов огромного нефтяного месторождения “Приобское”, принадлежавшего тогда “Юганскнефтегазу”. Когда в 1995 г. Ходорковский получил под свой контроль “Юганскнефтегаз” и его холдинговую компанию ЮКОС, он предложил новые условия. “Амоко” отказалась принять новые условия, и сделка была приостановлена на несколько лет. В1998 г. произошло слияние “Амоко” с “Бритиш петролеум”, и 19 марта 1999
Ходорковский пристрастился к новому заманчивому способу получения легких денег — иностранным кредитам. Чтобы финансировать приобретение Восточной нефтяной компании, он занял крупные суммы на Западе. Его кредитоспособность увеличилась во много раз, потому что теперь он контролировал целый океан нефти в Западной Сибири. В октябре 1997 года он без обеспечения получил кредитную линию в размере Зоо миллионов долларов от “Креди Суисс Ферст Бостон”. В течение года он получил три ссуды от “Креди Лионне”, дав обязательство расплатиться за счет будущих доходов от продажи нефти. В конце года задолженность составляла 299 миллионов долларов. 7 декабря 1997 года Ходорковский подписал мегасделку с тремя крупными поручителями, “Голдман Сакс”, “Меррилл Линч” и “Креди Лионне”, о займе в размере 500 миллионов долларов под будущую продажу нефти. Выданный ими кредит Ходорковский должен был погасить за счет доходов от ежеквартальной продажи боо тысяч тонн нефти через две французские нефтяные компании — “Тотал” и “Элф Аквитэн” {491} .
Получив эти кредиты, Ходорковский использовал трансфертное ценообразование, чтобы приобрести нефть по низкой цене. Он требовал, чтобы нефтедобывающие компании “Юганскнефтегаз” и “Самаранефтегаз” продавали нефть за бесценок его материнской компании ЮКОС. Купив дешевую нефть, Ходорковский использовал ее для обеспечения кредитов по гораздо более высоким экспортным ценам. Он использовал этот хитроумный прием, чтобы ограбить нефтедобывающие компании, оставив им долги и расходы, в то время как он получал выгоду от новых кредитов.
Это была опасная игра, потому что Ходорковский не был единоличным владельцем нефтедобывающих компаний. Частично они все еще принадлежали Кеннету Дарту, производителю одноразовой посуды, купившему акции в начале 1990-х. Трансфертное ценообразование, к которому прибегал Ходорковский, лишало Дарта его прибыли. Стратегия Ходорковского служила иллюстрацией основного правила российского капитализма конца 1990-х — тот, кто получал контроль над компанией, становился победителем и получал все. По российским законам для того, чтобы контролировать принятие ключевых решений и, особенно, чтобы поставить своих людей на руководящие должности, необходимо было владеть по крайней мере 51 процентом акций компании. Если их было меньше, вы могли лишиться прибыли. Миноритарные акционеры были во власти босса — их права часто нарушались, а прибыль похищалась. Дарту принадлежало 12,85 процента акций “Юганскнефтегаза” и 12,3 процента акций “Самаранефтегаза”, двух крупных нефтедобывающих компаний, составлявших ядро ЮКОСа. Он возмущенно наблюдал за тем, как Ходорковский качал черное золото, оставляя его ни с чем {492} . Представитель Дарта, Майкл Хантер, сказал, что ЮКОС “незаконно грабил частично принадлежавшие ему дочерние компании”. Западных кредиторов, стремившихся завоевать расположение Ходорковского, это не беспокоило. “Голдман Сакс”, самая крупная и богатая финансовая компания на Уолл-стрит, проявляла особую алчность. Когда Дарт пожаловался, что кредиторы предоставили займы под обеспечение нефтью, незаконно отобранной у него, кредиторы проигнорировали его жалобы {493} .
В поисках дополнительных денежных средств, необходимых для приобретения Восточной нефтяной компании, Ходорковский занял 236 миллионов долларов у консорциума трех международных банков: японского банка “Дайва”, немецкого “Уэст Мерчант”, филиала банка “Уэст-ЛБ”, и лондонского “Стандард Чартерд”. Этот кредит, также организованный фирмой “Голдман Сакс”, позже оказался взрывоопасным. Кредит был обеспечен не нефтью, а акциями самого ЮКОСа. Сделка представляла собой соглашение “репо” о покупке ценных бумаг с последующим выкупом по обусловленной цене, при котором акции остаются у кредитора, если заемщик не выполняет своих обязательств. Ходорковский предоставил в качестве залога около 30 процентов акций ЮКОСа. Обязательство по кредиту взяла на себя не сама компания ЮКОС, а банк Ходорковского МЕНАТЕП; полученные деньги были израсходованы на приобретение Восточной нефтяной компании.
Западные бизнесмены наперегонки спешили предоставлять деньги российским компаниям, часто не обращая внимания на ловушки, отсутствие опыта, неумелый менеджмент, коррупцию, недостоверность финансовой информации или даже ее отсутствие. “На МЕНАТЕП посыпались сотни миллионов долларов”, — рассказал мне бывший сотрудник банка. В ходе подготовки соглашения “репо” этому сотруднику было поручено принять участие в финансовой проверке, которую кредиторы проводят, чтобы выявить любые скрытые проблемы заемщика. Такая финансовая проверка похожа на осмотр дома; прежде чем заключить сделку, нужно узнать, нет ли трещин в стенах. В условиях спекулятивной, быстро развивающейся экономики России эти проверки часто проводились поверхностно. Кредиторы так хотели получить свою долю в бизнесе, что практически раздавали деньги. В данном случае три банка, предоставлявшие заем, хотели знать, кому принадлежит МЕНАТЕП. Согласно моему источнику, присутствовавшему на встрече, кредиторам представили малосодержательный документ об акционерах банка, но не информацию о том, кто действительно владел им. “Вам не нужно знать, кому принадлежит этот банк, это вас не касается, — сказал им один из высокопоставленных сотрудников МЕНАТЕПа. — Нам нужны 200 миллионов долларов, и мы хотим получить их в течение сорока восьми часов”. “И знаете, что удивительно? — добавил мой источник. — Они дали им эти деньги”.