Операция «Переброс»

Иевлев Павел Сергеевич

Впрочем, начиналось все рутинно – качество окраски заборов, чистоты сортиров и консервации техники было оценено как удовлетворительное, солдатики на плацу чеканили шаг и дружно ревели что-то маршевое, а водка ждала своего часа в холодильнике. Потный красномордый генерал важно кивал и начальственно супил бровь, свита поддакивала, а Сутенёр отмороженно молчал, как будто его тут и нет. Боруха он вроде как лично не знал, однако пару раз косил в его сторону змеиным глазом. То ли случайно, а то ли имея какую-то мысль на его счет. Борух же, как всегда, старался не светиться, дабы избежать неприятных вопросов по поводу неуставной бороды. Хотя эту мелкую фронду ему позволяли, но каждому штабному хлыщу объяснять – увольте. Тем не менее ощущение, что он как-то учтён и в каком-то качестве посчитан, его не покидало. Оставалось понять, в каком именно? Между тем официальная часть подходила к концу, в красном уголке штаба накрывались столы, и подполковник

Кузнецов, ещё почти трезвый, уверенно направлял комиссию в нужную сторону, чтобы в подходящий момент предложить «откушать чего бог послал».

И откушали, и выпили «за нашу армию» – причём не раз и не два. Борух практически сразу смылся: рядом с Карасовым у него появлялось чувство, будто он держит в руке гранату без чеки, – чуть расслабишься, отвлечёшься – и привет… Тут и водка в горло не полезет. Однако, уже уходя, он заметил, как Сутенёр, покинув быстро пьянеющего громогласного генерала, незаметно увлёк подполковника Кузнецова в его кабинет. Оставалось только радоваться, что он, прапорщик Мешакер, теперь слишком мелкая фигура, чтобы привлекать внимание такой акулы, как Карасов, – Борух этому искренне порадовался и лёг спать, чтобы через несколько часов быть разбуженным обалделым дневальным. Оказалось – господин подполковник изволят немедленно требовать прапорщика к себе. Борух глянул на часы – полтретьего ночи. Дневальный был смущён, но решителен – сразу было видно, что начальник гарнизона отправил его не просто так, но с изрядным напутствием, на которые был мастак, и возвращаться без прапорщика для него хуже расстрела. Пришлось одеваться и тащиться в штаб, благо гулянка уже закончилась, а начальственных гостей увезли в город.

Подполковника он застал в ожидаемом состоянии – то есть мертвецки пьяным. Однако тот был ещё в сознании – смутная надежда, что Кузнецов, не дождавшись Боруха, уснёт, не оправдалась… Судя по полупустой бутылке на столе, начальник гарнизона продолжил банкет в одиночестве.

– Товарищ подпо…

– Заткнись, Боря, и слушай сюда, – неожиданно трезвым голосом оборвал его Кузнецов. Таким голосом можно было резать стекло. – Слушай один раз, я повторять не буду. Увольняйся из рядов, Боря. Выходи в отставку. Прямо завтра – я тебе всё подпишу. Увольняйся и уезжай.

– Но куда? Зачем?

– Куда хочешь, но за пределы области. Не спрашивай почему – не скажу. Просто сделай как я сказал.

– Но…

– Ты помнишь ту алтайскую историю?

– Такое, пожалуй, забудешь…

– Она их ни хрена ничему не научила, и во второй раз им повезло больше.

– И что они задумали на этот раз?

Но глаза подполковника стремительно помутнели – порыв прошёл, водка оказала привычное действие. Он начал заваливаться в кресле, явно вырубаясь.

– Товарищ подполковник! Но как же…

Мутный взор вновь обратился на Боруха, но в нём уже не было и тени мысли.

– Какого стоим? Команда была – отбой! Ни хрена дисциплины в войсках… – пробормотал Кузнецов и уснул, рухнув головой на стол. Аккуратно подложив ему под лоб фуражку, Борух в задумчивости вышел из кабинета.

Сон больше не шёл, и прапорщик долго размышлял над услышанным. Конечно, подполковник был пьян до изумления, и в других обстоятельствах Борух списал бы услышанное на белую горячку, но само появление в их занюханном гарнизоне такого персонажа, как Сутенёр, наводило на мысли. Что делать? Уволиться и уехать, как советовал пьяный Кузнецов? Но как жить дальше? Когда тебе за сороковник, и никакой гражданской специальности, и нет ни жилья, ни семьи, ни денег… Куда податься бывшему военному? Армия накормит, оденет, обеспечит койкой, а на гражданке его никто не ждёт. Да полно, что ему терять?

Где-то в глубине души Борух понимал, что ему просто страшно покинуть привычный круг армейской жизни и ринуться в неизвестность. Понимал, но… Ничего не стал делать. Наутро подполковник не сказал ему не слова, и вообще, похоже было, что он напрочь забыл всё происшедшее. Вот только пить Кузнецов стал с тех пор куда больше. Он и раньше изрядно закладывал, разобиженный несложившейся военной судьбой, но теперь его пьянство вошло в какую-то просто самоубийственную стадию – подполковник буквально не приходил в сознание неделями, забросив службу и гарнизонные дела. Борух некоторое время боялся, что в пьяном угаре тот застрелится, – но обошлось. А жизнь между тем текла своим чередом, и ничего страшного так и не происходило. Постепенно прапорщик расслабился, отчасти позабыв странный ночной разговор, отчасти списав его на пьяный психоз. И всё же некое шевеление вокруг происходило – ничего конкретного, во что можно было бы ткнуть пальцем и сказать «Вот оно!», но всё же, всё же… Офицеры за бутылочкой любят потрындеть не хуже, чем их жены, и опытный человек может из этих пьяных баек вынести много интересного. Вот куда надо засылать шпионов – не в Генштаб,

а в бани и на рыбалки. Что там знают, на самом-то деле, в этом Генштабе? Только то, что им наверх доложат по инстанциям. А в каждой инстанции что-то да подправят чуток – не соврут, ни боже мой, – но акцент немножко изменят, чтобы выглядеть в глазах начальства получше. И, пройдя по цепочке, из этих акцентов сложится картина настолько далёкая от действительности, что писатели-фантасты могут пойти и повеситься от зависти. А вот на офицерских пьянках можно узнать про армейскую жизнь такое, чего и министр обороны и в страшном сне своём не представит. И всё расскажут как есть – ну, разве что, для красного словца чуть приукрасят, – а как же без этого? И такие государственные тайны открылись бы шпиону, что государство и само о них не подозревает иной раз. Да только нету тут шпионов – все свои. Крепкий спитой офицерский коллектив. И все за Родину как один и за друга хоть куда – а что рога друг другу иной раз наставляют, так то ж от скуки гарнизонной жизни, да и вообще, всё зло – от баб. Это вам любой офицер скажет, когда выпьет. А шпионов, между прочим, теперь и вовсе нет – повывелись за нерентабельностью. Все гостайны ныне продаются наверху, оптом. А оптом дешевле…

Так вот на посиделках таких и ловил Борух краем уха то один, то другой любопытный фактик. Каждый из них сам по себе вроде бы и мелочь, а в общем и целом картина складывалась донельзя странная. Ну перекинули в соседний военный городок батальон армейского спецназа – на учения. И что? Понятно, что дурь, – какие, на фиг, учения? Почему здесь? Сроду спецназ ни в каких армейских учениях гарнизонного уровня не участвовал – не тот масштаб. Нешто им, кроме учений, заняться нечем? Однако перекинули, в казармы поселили, а в поле выводить не спешат. Да и не слыхать что-то про учения пока. Сидят эти волки в казармах, от скуки дуреют и с гарнизонными солдатиками сцепляются – пятерых уже в госпиталь увезли. Не спецназовцев, понятное дело. А что с ними сделаешь? Не рядовой состав, плац мести не отправишь, чтобы руки не чесались. Да и командир у них свой – он их, конечно, в марш-броски гоняет, чтобы не застаивались, да, видать, мало…

С одной стороны – странно, конечно, с другой – при нашем раздолбайстве и не такое видали. Мало ли кому какая моча в голову ударила… А тут ещё маленькая радость приспела – танкистам большой запас соляры подвезли. У них уже несколько лет только три учебных танка кое-как ездили, на них механиков-водителей по очереди тренировали – и всегда можно было отмазаться – мол, солярку экономим! И не просто так подвезли, а потребовали соответствующую боеготовность предъявить. Мол, вам теперь горючее предоставили, будьте любезны соответствовать. А откуда там боеготовности взяться? Стали танки с консервации поднимать – половина не завелась, поскольку с них детали на цветмет скрутили, а остальные лучше бы и не заводились – что за водители, которые по три часа за год службы накатали? Вы это, товарищи офицеры, себе представляете? Попробовали колонной из городка выехать – ворота поломали, забор снесли, два фонарных столба повалили, и один танк в речку с моста упал, по сию пору вытащить не можем. И это бы всё не так страшно, да вот беда – попалась им на пути машина капитана Иванова – знаете его? И хорошая машина – «тойота». Хоть и с правым рулём, а всё не «жигули». Но, зараза, жидковата оказалась – только под гусеницей хрупнуло. Водитель, счастливчик, на губе сидит, а капитан ходит, канючит. Ну, ребята, наливайте – выпьем за службу!

И тут же заскрипели головы офицерские – с какого бы боку к этой соляре пристроиться? Горючее, поди, всем нужно. Танки там, не танки – а отлить сотенку литров не помешает. На что меняетесь, танкисты?

– И вот таких мелочей, Артём, набралось множество. И все вроде ерундовые – типа планового обновления стрелкового оружия на новые образцы или неожиданного завоза боеприпасов и обмундирования на гарнизонные склады. Чушь, мелочь, текучка – если по отдельности их рассматривать. А если вместе – картинка странная.

– И чего странного? – Артём бросил разглядывать непонятные цифры на папках и тоже присел на табурет.

– Такое впечатление складывалось, что мы как будто к чему-то готовимся. И в то же время – как будто и нет. Ну как тебе, гражданскому, объяснить? Вот представь себе, что ожидаем мы войну с неким супостатом. С Америкой, там, или с Евросоюзом – да хоть и с Китаем. Разведка, скажем, доложила, что нападение неизбежно, Штирлиц какой-нибудь донесение прислал… Значит, начинаем готовиться. Первым делом у нас что? Нет, уже не самолеты – хотя и без них не обойдётся, – первым делом у нас сейчас ракеты. Что-то уже на боевом дежурстве стоит, а к остальному срочно присоединяют боеголовки, проверяют системы и тоже приводят в боевую готовность. Штабы уходят в подземные бункеры, стратегическая авиация грузит на борт ядреные бомбы, подлодки расчехляют ракеты и плывут к берегам противника, военные флоты выходят из портов…