Орлий клёкот. Книга вторая
Шрифт:
— Прошу пардону за опоздание, но задержка вынужденная и радостная. Колхозницы указали нам два спрятанных в колке трактора. На себе, сказали, пахать станем, вы только гоните фашистов. Откопали мы их и теперь приводим в порядок. Делается и волокуша. Предполагаем утяжелить ее максимально и — двумя тракторами. До земли чтобы утюжить.
Вот так, сразу, сняты многие проблемы. Еще бы парочку тракторов (аппетит рождается во время еды) и пустить их обратно, к Ельцу. Технику брошенную вызволять. Только пока это — пустое желание.
Совершенный лишь тугодум не понял бы, на какую великую жертву решились женщины и какие мысли и желания двигали их благородным порывом. Богусловский сказал,
— Грех нам теперь черепахами ползти. Не простится он. Женщинами святыми не простится. — Помолчал немного и добавил: — А тракторы? Их нужно будет постараться вернуть.
Совещание после радостного сообщения начальника тыла пошло споро и более дельно. Вскоре всем командирам и штабным работникам определены были роли на марше, в дело оставалось за малым — провести приказ в жизнь.
Наладилось движение в колонне, обрело стройность, словно пограничники всю свою службу только тем и занимались, что совершали марши в пургу и стужу по переметенным дорогам. Роль командиров теперь уже не стала главной, и они поспешили, обгоняя колонны, туда, где дивизии предстояло вступить в бой. Поспешили на рекогносцировку местности. Намерение одно: загодя определить задачи не только каждому полку, но и батальонам и ротам, чтобы могли те прямо с марша вступить в бой.
Поистине с корабля на бал.
Только каким станет тот бой, для кого будет звучать веселая музыка победы? Пограничникам кажется, что для них, хотя в глубине души многие поймут головотяпность содеянного, но гордость и опасение прослыть трусом и паникером удержит их от подобной оценки при свидетелях. Позже, когда станут осмысливать роль пограничных войск в годы Великой Отечественной и, естественно, проанализируют боевой путь созданной из пограничников армии, назовут его по праву героическим, боям же под Дмитровск-Орловским дадут сдержанную оценку. Более того, определят, что в тех боях понесено слишком много неоправданных жертв.
Вот так. Историки — народ безжалостный в своих суждениях. Они не вникают в психологию факта, они лишь трактуют факт. Иногда, правда, говорят и о причинах. А причин было много. И не все они могут быть поняты теми, кто на войну смотрит как на историю, кто сам не пережил того, что пережил народ и его вооруженные защитники в те очень трудные годы.
Не было в наших тогдашних полевых уставах пехоты, кавалерии, других родов войск толково разработанного оборонительного боя. Разумность его вообще отрицалась. Отчего? Доктрина. Бить врага на вражьей земле. Малой кровью, могучим ударом. И едва, особенно в первые дни и месяцы войны, собиралась мало-мальски заметная сила, как сразу же бросалась она вперед. Не вгрызалась в землю, чтобы остановить вражеские полчища, а контрнаступала. Перемышль в первые дни войны вернули, на румынскую землю целый пограничный отряд десантировался. В Карелии тоже за границу земли нашей переходили. Или печально-знаменитый петергофский десант моряков. А контрудар дивизии сибиряков под Москвой?.. И если спустя полвека о тех боях говорят не иначе, как о героических, о них пишут очерки, рассказы и даже повести с романами, то можно представить, какое влияние они имели в то, военное, время. Особенно на самих военных, отрицавших даже понятие традиционной обороны. Примерами теми вдохновлялись, и никто тогда не говорил с сожалением о полной гибели тех, кто кидался в контратаку, кто предпринимал контрнаступление. Они гибли за свободу Отчизны, и в этом была святая правда. Только в этом.
К зиме сорок второго начали уже меняться взгляды военных на ведение войны, контрнаступления начали готовиться основательно, шли к ним от обороны; но желание скорее очистить родную
У пограничников, ко всему прочему, была еще одна причина, которая мешала своевременно одуматься и, пусть даже не переча приказу, все же не сломя голову лезть на рожон. Название этой причины — самонадеянность. Пограничное бахвальство.
Своего сына, бежавшего было на фронт, Богусловский наставлял, что неумехам там делать нечего. Умелого врага сноровисто и бить надлежит, а вот теперь, похоже было, забыл вовсе Богусловский про то свое убеждение. Хотя трудно поверить, что девичья у него память, да и не так моментально меняются понятия у людей его возраста, не вдруг; значит, он считал подчиненных своих готовыми к серьезным боям, иначе, по своему-то характеру, наверняка попытался бы настоять на отмене приказа.
Не последнее место занимала в желании только наступать и исповедь хозяйки окраинного деревенского домика: не мог Богусловский забыть ее, представлялось ему, что там, куда их путь, вот так же измываются над беззащитными бабами немчуки поганые, а их, пограничников, наступление, стремительное, как представлялось ему, Богусловскому, и другим командирам, и даже всем бойцам, спасет многих от позора, вызволит из рабства.
Благородно все это, патриотично, только не все, что благородно, — толково. Поразмыслить бы над тем, достаточно ли мастерства у пограничников для наступательных боев с марша, с ходу? Дозоры, секреты, поиски, короткие стычки — здесь пограничники, естественно, мастера. Тем более что многие прослужили на границе лет уже по пяти, но войсковой бой — дело новое, и следовало бы вводить их в бой постепенно, обстреливая полки. Возможно, не так эффектно выглядел бы удар, но зато был бы основательным. Но самое разумное — начать с оборонительных боев.
Нет, не до подобных раздумий командирам, спешат они на рекогносцировку, понукая уставших коней.
Отмахнулся комдив от совета сделать остановку в селе, и никто ему не поперечил. Миновали село на рысях… А в нем в это время штаб зенитного полка, пользуясь нелетной погодой, собрал совещание комбатов. Обсуждали вопрос о прикрытии с воздуха марша пограничной армии в случае улучшения погоды. Увидел бы Михаил Семеонович своего сына. И непременно побывал бы в гостях у невестки. Всего лишь километра полтора пришлось бы дать кругаля ради этого. На радостях и не заметил бы их вовсе.
Прорысил мимо. Не повидался ни с сыном, ни с невесткой.
Данные о своих силах, которыми располагало командование дивизии, подтвердились: фронт остановился, наступление запнулось, кое-где даже попятилось, но приказа о переходе к обороне и ее организации не поступало. Рассчитывало командование фронта, видимо, на свежую армию, пограничную, чтобы изменить ситуацию и продолжить наступление. О немцах же представление имелось весьма смутное. А они, как вскоре выяснилось, не теряли времени зря. Намереваясь отсидеться остаток зимы в обороне, крепко укреплялись, подтягивали резервы живой силы и техники, чтобы, как потеплеет, бросить вперед, к Волге, чтобы зайти в тыл Москве и сокрушить ее. Днем и ночью зарывались фашисты в землю, педантично отрабатывали систему артиллерийско-минометного заградительного огня, накапливали боезапас и горючее.