Осколки
Шрифт:
Не помню, в какой момент я тогда начала жить. Не выживать каждый день, не ломать себя, а именно жить. Просто как-то все наладилось, вошло в свою колею — полностью забитый делами день тоже вошел в привычку, поэтому я хваталась за все, что-когда-то мне было интересно — учеба, музыка, рисование. Я даже влезла в дела родительской фирмы, где числилась совладелицей, научила отличать Вольво от Скании и разбираться в документообороте. Мой психотерапевт поощрял все, особенно мое творчество, да я и сама видела, что, так называемая, арт-терапия работает. Тогда же, сидя на моей кухне с Андреем, мы решили,
И если с группой и социумом что-то получилось, то с отношениями… Сколько бы я это не прорабатывала с врачом, сколько бы не пыталась перешагнуть через себя — ничего. Только страх нового предательства, неприятие, недоверие — такой себе фундамент для отношений. И если раньше мне ничего и не хотелось, то последнее время я стала ловить себя на мысли, что очень хочется побыть живой. Вот чтобы точно знать, что тебя любят, без всех этих танцев с флиртом, недосказанность, неуверенностью в чужих чувствах. Но только так не бывает. Да и терпеть все мои страхи и фобии ни один нормальный парень не станет. Скорее, он просто сбежит сразу после того, как я все расскажу. И я даже не стану никого осуждать — кто знает, что бы я сделала в подобной ситуации.
И все бы шло, как идет — я бы глушила свои несбыточные мечты, сублимировала несмелое желание тепла и любви в музыку, готовила бы этот треклятый диплом и помогала Дашке, сестренке Андрея, готовиться ко вступительным экзаменам. Держала бы оборону, осаждая особо ретивых поклонников, которых в последнее время развелось как-то слишком много, если бы… если бы жизнь не свела меня с Топольским. С ним все идет к чертям — держать лицо не выходит, маски не работают, а чувства и вовсе выходят из-под контроля. И страшно даже не это, а то, что он ко мне относится так тепло, даже с нежностью, а в том, что я не хочу это пресекать, в том, что хочу в этих дружеских жестах видеть что-то большее.
Хотя бы сегодня — ну посидели в кафе, поговорили, для блага съемок, ну чуть дольше нужного он держал мою руку, так почему у меня даже при воспоминании об этом такой ураган эмоций?
Глава третья
Александра.
Обычный вечер и ничего не предвещало. Утром мне нужно ехать на съемки — с восьми утра до девяти мне предстоит изображать галлюцинацию в разных нарядах. Слава богу, что локация будет только одна — небольшое кафе. Это были уже вторые съемки с момента наших разговоров за кофе с Топольским. Я зря боялась — никаких больше попыток залезть ко мне в душу Сергей не делал. Хотя, может тому причина, что снимали мы в прошлый раз на улице, в достаточно дрянную погоду и все наше общение с Топольским уложилось в десяток фраз? Правда я несколько раз ловила на себе его странный задумчивый взгляд, но мало ли что это могло
Мои мысли прервал звонок телефона:
— Александра Алексевна, это вас с поста охраны беспокоят. К вам курьер с цветами — пропустить или пусть тут оставит?
— Пропусти, — удивилась я, набросила на плечи шаль и пошла к воротам.
— Лишина Александра? — спросил невысокий парнишка с букетом каких-то темных цветов — в сумерках было не разобрать.
— Да, Здравствуйте.
— Распишитесь, — курьер протянул мне ведомость.
— А от кого это? — я черкнула в нужной графе свои инициалы.
— Заказали анонимно. До свидания.
Я закрыла за собой калитку и в свете мощного фонаря над гаражом разглядела, что за цветы мне принесли.
Розы… темные, крупные. От их запаха мне стало дурно. И количество… шесть, как на могилу. Меня передернуло, и я отбросила от себя цветы, будто они были ядовитыми.
Стало страшно, темные окна дома теперь казались зловещими, будто там что-то спряталось, а за каждым кустом словно пряталось чудовище. Нет, ну только не опять… Стараясь дышать ровнее я достала мобильный.
— Андрей, — заплетающимся языком проговорила я, — мне страшно…
— Снова? — спросил друг, — Я приеду сейчас. Ты дома?
— Дома.
— Зету позови, она никого не подпустит. Пять минут, Саш, я недалеко от тебя.
Андрей не обманул, действительно появился через пять минут. Охрана знает его машину, а ключи от дома у него есть последние несколько лет, как, впрочем, и у меня от их с Дашкой квартиры.
— Что случилось? — он присел перед скамейкой, на которой я тряслась как осиновый лист.
Я кивнула на розы, которые отшвырнула от себя подальше:
— Их шесть…
— Ясно. Иди сюда, — друг накинул мне на плечи сползшую шаль, — Саш, это не он. Его больше нет. Просто совпадение, кто-то не особо умный не умеет считать. Мало тебе цветов анонимно приносили?
— Такие — первый раз.
— Странно. Дима никогда оригинальным не был, цветочки банальные. Саш, он умер. Мертвые не присылают цветов.
— Я знаю, Андрюш. Меня просто как-то расшатало эмоционально последнее время.
— Бывает. Знаешь, Сань, собирайся, у нас переночуешь.
— А Дашка?
— Дашка будет счастлива, а ты дома все равно не заснешь. Пойдем, соберешься.
* * *
Именно из-за того, что я вчера не ночевала дома я сейчас приеду на площадку почти за час до начала съемок. Потому что не подумала, что добираться от квартиры Андрея гораздо быстрее, чем из Лугового, да и пробок таких нет. А еще я все же отвратительно спала — всю ночь снилась какая-то неприятная муть, даже вспоминать ее не хочу.
У черного хода кафе стоял микроавтобус из которого разгружали оборудование для съемок. Чуть поодаль, прислонившись к крылу своего кроссовера, стоял Топольский с телефоном в руке и скучающим видом.
— Доброе утро, — искренне улыбнулся он мне, — не любишь опаздывать?
— Доброе! Не люблю, — согласилась я, — да и когда живешь в пригороде быстро учишься выезжать с запасом на пробки.
— Сильно далекий пригород?
— Луговое. Это…
— Знаю, — Сергей кивнул, — у меня друзья в соседнем поселке. Луговое место с претензией, насколько я помню.