Основы искусства святости. т4
Шрифт:
Итак, физическое девство, не соединенное с духовным, не славу и похвалу за собою песет, а наказание. В житиях святых много рассказывается примеров такого рода.
Отсюда понятно, что целомудрие язычников, еретиков, сектантов — не целомудрие, и девство их — не девство, а что оно такое, определяет св. Иоанн Златоуст.
«Подлинно, — говорит он, — целомудрие еретиков хуже всякого распутства. Последнее причиняет обиду людям, а первое восстает против Бога и оскорбляет бесконечную премудрость; такие сети расставляет диавол своим служителям. А что девство еретиков, действительно, есть изобретение его лукавства, это говорю не я, а Тот, Кому не безызвестны его замыслы. Что же Он говорит? Дух явственне глаголет, яко в последняя времена отступят нецыи от веры, внемлюще духовом лестчим и учением бесовским, в лицемерии лжесловесник, сожженных своею совестию, возбраняющих женитися... (1 Тим. 4,1-3). Как же может быть
II. Степени целомудрия
Кроме краткого замечания св. Иоанна Лествичника по этому вопросу, которое
17
было приведено уже в начале этой книги , вот еще несколько данных (помогающих опреде-
– 21
18
лять достоинство своего подвига) из беседы аввы Херемо-на «О чистоте» :
«...Лествицу совершенства целомудрия я разделю на шесть степеней, которые, впрочем, по высоте много отстоят друг от друга, так что некоторые средние, которых много, я опущу, которых тонкость неуловима для человеческих чувств, так что ни ум усмотреть ее, ни язык высказать не может, с какими успехами мало-помалу ежедневно возрастает совершенство самой чистоты...
Итак, первая степень целомудрия состоит в том, чтобы монах не подвергался возмущению плотской похоти в бодрственном состоянии;
вторая — чтобы ум не занимался сладострастными помыслами;
третья — чтобы от взгляда на женщину нимало не склонялся к вожделению;
четвертая — чтобы в бодрственном состоянии не допускал и простого движения похоти;
пятая — чтобы и самое тонкое согласие на сладострастное действие не помрачало ума, когда рассуждение или необходимость чтения приведет на память человеческое рождение, но должен смотреть на это спокойным и чистым взглядом сердца, как на дело простое и необходимо назначенное для размножения рода человеческого; при воспоминании о нем ничего больше не должен представлять, как действование чресл или другой какой-нибудь части тела.
Шестая степень целомудрия состоит в том, чтобы даже и во сне не было соблазнительных мечтаний о женщинах. Хотя этого мечтания мы и не считаем грехом, однако ж это бывает знаком того, что еще скрывается похоть в членах. Мечтания эти бывают различные. Смотря по тому, кто каким делом обыкновенно занимается или думает, тот тем и искушается во время сна. Иначе обольщаются те, которые узнали плотское совокупление; иначе те, которые не испытали совокупления с женщиною. Как у этих сны обыкновенно бывают простые и более чистые, то им легче, меньше труда приобрести чистоту. А те подвергаются обольщениям нечистых и более впечатлительных мечтаний, доколе мало-помалу по мере чистоты... дух даже и во сне возненавидит то дело, к которому прежде произвольно питал сочувствие, и ему дается от Господа то, что чрез пророка обещается храбрым мужам в высшую награду за труды: лук и
– 22-
меч и войну сокрушу, выведу из земли вашей и упокою вас в безопасности (Ос. 2,18). И таким образом достигнет чистоты блаженного Серена19 и немногих подобных ему мужей.
Эту чистоту я отделил от сказанных шести степеней целомудрия, так как не только приобрести, но даже и верить ей очень редкие могут...»
Я приведу несколько примеров из житий святых, достигших этой чистоты, тем более что о них редко где можно прочесть, ибо даже в популярной духовной литературе авторы, вероятно, боясь неверия, соблазна или насмешек, избегают говорить о них. Пусть ревностные и желающие положить душу свою ради чистоты знают, где ее предел и к чему им должно стремиться, а нечестивцы и неверы пусть не будут иметь никакого оправдания на будущем Страшном Суде (которого они и не признают даже), что им-де не говорили об этом, никто не научил, никто не показал картину и высоту добродетели, они бы-де тогда стали спасаться... Эта моя оговорка относится и ко всей книге: я нигде не утаиваю ничего и из высоких степеней прочих добродетелей, которые тоже могут соблазнить или привести в отчаяние. У нас так долго <благочестивые> произведения питали людей
разведенной сладкой водицей (не исключая даже таких известных духовных
20
писателей, как епископ Феофан Затворник) , что читатели совсем потеряли понятие о красоте
не должен иметь двух жен и исполнять другие заповеди, а совершать такие дела,
21
как Антоний Великий, не каждому дано» . И получился — полный развал церковной России.
Совершать дела св. Антония — не каждому дано, это правда, а знать эти дела теперь — когда даже полуграмотные люди считают своим долгом знать все на свете, кроме относящегося к спасению, — для всех обязательно. Конечно, людей, искренно желающих спастись, но приходящих в отчаяние от высоты подвигов святых отцов, <духовник> может утешать и отдельно, наедине, всячески послаблять им в исполнении заповедей Христовых. Но в отношении -23-
гордых, жестокосердых, полных сил и здоровья, необходимо проявлять настойчивость и требовать неуклонного следования заповедям: настоять не
только благовремение, но и безвременне, когда им это не по вкусу и приводит их в
22
огорчение ; нужно обличать, запрещать, умолять со всяким долготерпением и учением (2 Тим. 4, 2). Может быть, хотя бы только знание о подвигах святых, не говоря уже о малейшей попытке подражания <подвижникам>, приведет их в стыд и заставит, при помощи благодати Божией, заговорить их совесть. Если они хоть раз вздохнут о том, что не совершили ничего подобного и не могут совершить, — и то хорошо. И это смирение будет дорого в очах Божиих. А если они, так-то пребывая в гордости, да читая и слушая наши <елейные> проповеди по поводу житейских слабостей, будут думать, что «Бог милостив, все простит», что они ведь «не разбойники какие», то что будет в итоге?
Конечно, надо, повторяю, говорить каждому свое, но когда приходится обращаться к широким массам, надо предлагать и то, и другое, и сильное, и слабое средство, ибо нас слушает, может быть, сотня слабых людей, но среди них, возможно, имеется один с великими духовными запросами. Он один, если воспитывает себя как следует, духовно, будет стоить в очах Божиих десятков тысяч слабых. Хорошо, по заповеди Христа, облегчать иго спасения блудным сыновьям и делать его благим и легким (Мф. 11,29), но этого мало — надо пойти и дальше: показать путь спасения, узкий и тесный (Мф. 7, 11)> праведным, старейшим сынам (Лк. 14, 11-32), пока они еще молоды, и смирить одновременно тех из блудных, которые, кроме призрачной любви Христа к галилейским «лилиям» (Мф. 6, 28), к «вину», к «хорошо покушать» (Мф. 11, 19) и к «свободному веселью» (Ин. 2, 1-10), ничего более не видят в Евангелии и думают, что в этом и заключается христианство, а все остальное: подвиги, слезы, труды, совершенство — «выдумки монахов», хотя бы и «святых» по прозванью... Но прочь такое богохульство! Надо разъяснять в церковных книгах, пускаемых в общее обращение, все вопросы, начиная с того, как отправлять свои естественные нужды, и кончая тем, как преуспевать в молитве и чистоте. А в исповедальне, у аналоя духовника, наедине со смиренной душой всегда можно найти возможность облегчить труд кающегося
23
и проявить к нему милость . Это — другое дело.
– 24-
Итак, приведу те случаи высочайшей чистоты, которой достигали некоторые из святых. Первый случай предупредит многие упреки невежественных и наглых людей, порочащих монашество за его якобы тунеядство, за то, что оно принципиально против принесения пользы обществу. Не принципиально, а только новоначальным старцы запрещают вмешиваться в мирские дела, которые те недавно оставили. А так как теперь почти все монахи, по своему духовному развитию, находятся на ступени новоначалия, что даже и седовласые за собой признают, то они и бегут от мирского общения по своей немощи. Но принцип тут ни при чем. А всякий, кто вышел из возраста новоначалия, сейчас же начинал служить миру; таковы все святые и старцы-подвижники Амвросий Оптинский, Варнава Гефси-манский, Иона Киевский и многие другие. Мирские люди, вечно находящиеся в суете, — им даже некогда на минуту Евангелие открыть — хотят уверить себя и других, что они знают и понимают заповеди Христа лучше монахов, упрекая последних в тунеядстве и полагая, что сами-то они занимаются творением дел любви, — что, конечно, не так. Но приведу давно обещанный рассказ. Повествование ведет свидетель и современник событий Палладий, автор славного «Лавсаика». Речь идет об Элеимоне, монахе, великом, как увидим, в древних отцах.