Острова богов

Кауфман Эми

Он молчит и направляется за мной в квартиру. У меня и в мыслях нет завязать с ним разговор, к тому же голова кружится неимоверно. Мне едва удается обдумывать возникающие идеи, отбрасывая некоторые с яростью и бессилием.

И опять я прихожу к тому же выводу, что и раньше, – мне нужны деньги, чтобы вывезти маму из города.

А их нет.

Впрочем, попытка сбежать от Ласкии вместе с мамой закончится плохо для нас обоих – она нас убьет.

Мама не пытается остановить меня, пока я переодеваюсь. Даже не спрашивает, почему в дверях стоит Дазриэль и не

сводит с меня взгляда. Она лишь смотрит на нас тусклыми глазами, этот удар она принимает с обычной покорностью. Но вот она поворачивает голову к окну и принимается разглядывать плывущие по небу облака. Теперь я смотрю на маму иначе, искра досады превращается в пламя.

Свой гнев я привык направлять на отца. Именно из-за того, что он не оставил наследства, мы влачим такое существование. Но сейчас у меня возник вопрос, почему она позволила ему так с нами обращаться? Почему не убедила обеспечить финансово? Она ведь могла на него повлиять.

Ведь когда-то он поселил нас в доме, пусть дальше от семьи и друзей, но все же. И выбрал для меня школу, которую оплачивал, и я учился среди представителей круга, к которому не принадлежал, для которых был диковинкой.

Когда отца не стало, наша жизнь изменилась в одно мгновение. Не было больше дома, школы, было задето и наше достоинство.

Перед глазами меняется картинка. Я вижу маму, лежащую не здесь, в нашей квартире, а на койке в каюте третьего класса, в которой помимо нас еще дюжина пассажиров до Порт-Наранды. Мы зажаты стенами узкого и тесного пространства, темноту в котором разгоняет единственный тусклый фонарь.

Всего за месяц до тех событий я ходил в одну школу с принцем, на которого теперь вынужден охотиться. Я спорил с товарищами о чем-то более важном, чем стоит ли посетить в выходной день ближайшую деревню.

Я был уверен, что никто из друзей не пытался мне помочь после того, как мы скатились на дно, а мама сделала то, что было нужно, – стойко приняла новые условия жизни. Но не стала ли она сама им причиной?

«Лучше разорвать все отношения, начать с чистого листа, – твердила она мне. – Надо смотреть вперед, а не назад».

Не представляю, как поступить с тем, что мне известно о желании друзей помочь.

И можно ли верить Леандеру? Или он сказал это из чувства вины, просто оправдывая свое бездействие? Он не пришел ко мне, когда умер отец, хотя наверняка знал, как отвратительно мне тогда было осознавать, что он тоже меня бросил.

Внутри что-то болезненно сжимается, и я понимаю…

Я верю ему.

Я достаточно хорошо его знаю, чтобы видеть, когда он лжет, а когда говорит правду.

Значит, он передавал маме письма для меня, которые она прятала. Из-за своего горя от потери отца она хотела оборвать все связи с прошлым миром? Если да, то у нее получилось.

Возможно, мне и самому стоило поступить иначе: например, написать ему, когда мы перебрались в Мелласею. Не говоря уже о том, что я мог отказаться уезжать из Киркпула.

Мама шевелится в постели, я кошусь на нее и приседаю завязать шнурки. Жаль, что здесь Дазриэль, в его присутствии я не могу говорить с мамой об этом.

Придется ждать другого случая.

Я тянусь и беру

ее за руку. Кожа сухая, как пергамент, и холодная. Я оказался между ней и Ласкией – более разных людей сложно найти.

Мама смиренно все принимает, и неважно, как факт или событие повлияют на нашу жизнь. Возможно, многое она сама спровоцировала, уверенная, что надо положить всему конец как можно скорее. И даже теперь, немощная, больная, не способная встать с постели, она готова ко всему, что таит для нас будущее. Она и не подумает сопротивляться.

Лаския же считает, что ты будешь иметь то, что взял сам, а не то, что тебе дали. Возможно, она безумна, но права в том, что пытается сама строить жизнь. Я не хотел бы оказаться на ее месте, но и на месте мамы тоже.

Да, я хочу идти собственным путем, но не вижу выхода из этой крошечной комнаты, как и способа сорваться с поводка Ласкии.

– Поспеши, Ваша Светлость, – раздается над ухом низкий голос Дазриэля. Я заканчиваю со шнурками на ботинках и поднимаюсь. – Охоту пора начинать.

СЕЛЛИ. Район доков. Порт-Наранда, Мелласея

Я оставила принца Алинора за ящиками с пустыми бутылками на грязном заднем дворе бара. К счастью, рядом Киган, он о нем позаботится. Надеюсь, они так и остались сидеть на месте с хмурыми лицами, прислонившись плечами друг к другу.

Меня все еще мучает, что я едва не лишила Леандера жизни по собственной глупости. От этой мысли до сих пор сжимается горло, сердце терзает горькое чувство вины. Вот поэтому магия не для меня. Видимо, по этой причине духи мне не отвечали, и ни один из десятков учителей не смог помочь. Только сила мага королевского рода смогла заставить духов заметить меня, но и тогда они не перестали пренебрегать моими просьбами.

Так продолжаться не может. У меня есть важные дела. Мне вполне под силу помочь спастись людям, которые мне небезразличны. Прежде всего отцу, матросам на остальных его кораблях. Друзьям и знакомым, которые есть у меня в каждом порту. Тысячам, десяткам тысяч людей, которых я никогда не встречала, но которым не желаю зла.

Когда я думаю о глобальной угрозе, сердце болезненно сжимается, поэтому я сосредотачиваюсь на меньшей, переключаюсь на двоих – Леандера и Кигана.

Им помочь вполне реально, я обязана это сделать.

Им остается рассчитывать только на меня.

– Будь осторожна, – заботливо произнес Киган, провожая меня.

Я вспоминаю его слова: «Каждый человек, с которым ты говоришь, – свидетель. Тебя может запомнить любой проходящий мимо. Нельзя забывать, что Лаския убила посла и теперь, по всей видимости, ищет нас. Судя по занимаемому положению, у нее везде глаза и уши».

Как ни странно, несмотря на то, что эта девушка хочет нас убить, есть в нашем положении и нечто, дающее повод успокоиться. Мир сузился до нас троих и одной задачи на всех.