От двух до пяти
Шрифт:
– У нас бабушка в деревне всех петушков перерезала. Пусть теперь сама яйца несет.
– Папа, какие милиционеры смешные! Он мне говорил вы, как будто меня несколько!
Впрочем, дети очень скоро научаются понимать, что слово "вы", обращенное к одному лицу, знаменует собою учтивость.
– Нинка выдра, выдра, выдра!
– кричит пятилетняя Маша.
Ее сверстнице Клаве такое ругательство кажется слишком уж вежливым.
– Надо не выдра, а тыдра, - поучает она.
–
– дружно кричат они обе.
Нина не выдерживает и в слезах убегает.
Вырвали зуб.
– Пусть он теперь у врача в банке болит!
Нормы поведения, внушаемые взрослыми детям, воспринимаются детьми как универсальные правила, равно обязательные для детей и животных.
– Бабушка, смотри, какие утки глупые - сырую воду пьют из лужи!
Девочка, живущая на юге, угощает виноградом козу и все время кричит ей:
– Плюнь косточку!
Мы уже видели, что малый ребенок далеко не всегда отличает вещь от того слова, которым эта вещь обозначена.
То же происходит и с рисунками: изображенные на них существа воспринимаются ребенком как живые.
Владику было полтора года. Ему прочитали басню "Ворона и Лисица" и показали иллюстрацию к ней. Он пожалел несчастную ворону, которая осталась без сыра. Когда через две-три недели к завтраку был подан голландский сыр любимое лакомство Владика, - он побежал за книжкой, отыскал тот рисунок, где изображена ворона с открытым клювом, и, тыча вороне сыр, стал приговаривать:
– На, ворона, кушай сыр, кушай!
В детском саду воспитатель показывает детям картинку. На картинке изображен мальчуган, который убегает от разъяренного гуся; вдали домик, окруженный деревьями.
Пятилетняя девочка берет указку и сильно стучит по домику.
– Я стучу, - поясняет она, - чтобы мальчику скорее открыли, а то его гусь укусит.
В другой раз воспитатель показал тем же детям картинку, на которой нарисована спящая женщина, а рядом ее дочь, вся в слезах: играя, она поцарапала руку.
Девочка, всмотревшись в картинку, начинает тыкать указкой в спящую:
– Мама, просыпайся: жалко девочку.
Двухлетней Кате очень понравилась картинка, изображавшая козликов на зеленой лужайке. Она стала тянуть маму за руку:
– Пойдем туда в картинку, к козликам!
Наташа принесла в детский сад корейскую сказку "Ласточка".
В книге есть картинка: к птичьему гнезду подбирается злая змея.
Увидев картинку, приятель Наташи, пятилетний Валерка, набросился на змею с кулаками.
– Не бей!
– закричала Наташа.
– Я уже побила ее дома.
На картинке нарисован бегемот, бегущий за мишкой. Трехлетняя Саша прикрыла медведя ладонью,
Глядя на лысого:
– Почему у тебя так много лица?
Увидел в Зоопарке полосатую зебру:
– Лошадь в тельняшке.
Сережа Сосинский с философским уклоном ума:
– Когда я сплю, мне кажется, что меня нигде нет: ни в одной постели, ни даже в комнате. Где я тогда, мама?
– Мама, а можно спать назад?
– Как - назад?
– Утром уснуть и проснуться вчера вечером?
Сын учителя, пятилетний Валерий:
– Пушкин сейчас живет?
– Нет.
– А Толстой?
– Нет.
– А живые писатели бывают?
– Бывают.
– А их кто-нибудь видел?
Это напомнило мне один эпизод, приключившийся лет тридцать назад. Меня знакомят с пятилетней Ириной.
– Это, Ирочка, писатель Чуковский.
Та спрятала руки за спину и засмеялась, как человек, хорошо понимающий шутку.
– Чуковский давно умер.
Когда же меня пригласили к столу, она окончательно уличила меня в самозванстве:
– Ага! Разве писатели кушают?
В автобусе мальчик четырех лет сидит на руках у отца. Входит женщина. Мальчик, желая быть вежливым, вскакивает с отцовских колен:
– Садитесь, пожалуйста!
В заключение - несколько примеров того, как своеобразно отражаются в детских умах количественные отношения вещей.
Математический спор двух четырехлетних соперников:
– Я на четвереньках умею.
– А я на пятереньках.
– А я на шестереньках.
– А я на семереньках.
– А я...
К счастью, дальше семи они не умели считать. Дошли бы до тысячеренек.
Кот стоит на четвереньках,
А Наташа на двуеньках.
Трехлетняя Анка.
– А я двумями ногами могу прыгать!
У Эрны и Таты три чашки. Разделить их поровну никак невозможно. Та, кому во время игры достается одна чашка, страдает от зависти, плачет, а та, у кого их две, важничает и дразнит страдалицу.
Вдруг Эрну перед игрой осеняет:
– Давай разобьем одну чашку!
Тата обрадована:
– Давай разобьем!
Это первая математическая задача, которую довелось им решать, и они блистательно решили ее, так как после уничтожения чашки получили возможность играть по-товарищески, не причиняя друг другу обид.
Леве было пять лет, и он ужасно боялся вернуться в четыре (чем ему однажды пригрозили).
– Одна рука холодная, а третья горячая.
Мать Леонида Андреева рассказывала мне, что, когда ему было три года, он однажды, ворочаясь в постели, пожаловался: