Палач Рима
Шрифт:
Вокруг тонущей квинквиремы, покачиваясь на волнах, плавали мертвые тела. Тем временем ватерлиния поднялась до самой мачты, с которой торопливо слезал матрос, отправленный снять с нее фракийский царский штандарт. Несмотря на царящий вокруг хаос, Веспасиан легко нашел Артебудза. Тот тащил упирающегося Ротека к триреме. В следующее мгновение над их головами засвистели стрелы — это пираты на второй триреме открыли по ним огонь, пытаясь воспрепятствовать захвату фракийцами первой.
Внезапно квинквирема содрогнулась — это Гейдрес перерубил ближайший к носу канат, чтобы тонущий корабль с меньшей силой тянул за собой трирему.
— Поторопись, Артебудз! — крикнул Веспасиан, пытаясь удержать равновесие.
— Он упирается, господин, — ответил Артебудз, с трудом волоча спотыкающегося жреца по зловеще накренившейся палубе.
— Работай ногами, вонючий хорек! — бросил жрецу Веспасиан, хватая его за тунику. — В чем дело? С какой это стати ты не хочешь покидать проклятый корабль?
— Мои боги спасут меня, если только я останусь на фракийском корабле! — взвизгнул Ротек. Его налитые кровью глаза сверкали религиозным рвением. — Пираты со второго корабля вас всех убьют, но я останусь здесь и спасусь!
— Хватит пороть чушь, — рассмеялся Веспасиан, когда они наконец добрались до борта тонущего судна. — Не представляй ты для меня такую ценность, я с удовольствием оставил бы тебя здесь и посмотрел, придут за тобой твои бесценные боги или нет.
— Я же сказал вам, что этому кораблю никогда не доплыть до Рима.
— Такое предсказать нетрудно, — ответил Веспасиан со зловещей усмешкой, перетаскивая жреца через борт. — Рим — не порт. До Рима кораблю и впрямь не доплыть, потому что он держит путь в Остию. Так что плевал я на тебя и твои предсказания.
Поднатужившись, на пару с Артебудзом они перебросили жреца на трирему, где тот с громким криком упал на палубу. Артебудз запрыгнул следом и потащил Ротека дальше.
Гейдрес тем временем обрубил канат на корме, и квинквирема качнулась снова. Те, кто еще оставался на палубе, заскользили по ней вниз.
— Во имя великой матери Бендис, поторопитесь! — крикнул он. — Я не могу больше ждать!
С весельной палубы пиратского судна уже раздавались испуганные крики рабов: на их глазах вода уже подбиралась к отверстиям, грозя в любой момент хлынуть внутрь. Тем временем над головами фракийцев со свистом проносились выпущенные пиратами стрелы. На борт триремы, один за другим, высаживались вооруженные луками матросы и их неожиданные союзники. Вскоре дуэль лучников достигла наивысшей точки. Под напором фракийских стрел первая трирема была вынуждена отойти.
Наконец на трирему запрыгнули последние матросы. К Веспасиану присоединился Магн, тащивший мешки с их вещами. Через секунду они вместе перепрыгнули через борт на палубу триремы.
Обреченную квинквирему последним покинул Раскос, захватив с собой окованный железом ларец и рупор. Как только он ступил на палубу триремы, Гейдрес и Дренис обрубили последние канаты. Трирема, словно поплавок, тотчас дернулась вверх, едва не выскочив из воды, а затем с громким плеском вновь опустилась на воду. Двести с чем-то фракийцев и бывших рабов все как один потеряли равновесие и растянулись на палубе. Этим моментом воспользовались пираты, чтобы обрушить на беглецов очередной залп стрел. В результате многие остались лежать на забрызганных кровью досках.
Веспасиан кое-как поднялся на ноги. В следующий миг рев ветра заставил
Последний всплеск, и море сомкнулось над квинквиремой, резко качнув при этом соседнее судно. Сражение лучников, которое временно прекратилось, пока экипажи обеих трирем, в ужасе затаив дыхание, наблюдали за агонией тонущего корабля, возобновилось с новой силой, и Сабин был вынужден приказать своим лучникам увеличить частоту залпов. Его истошный крик возымел действие. Вскоре пиратский корабль был вынужден отгрести назад под смертоносным ливнем фракийских стрел. Еще пара залпов, и Сабин приказал прекратить обстрел. Теперь триремы разделяло около ста шагов. Этого расстояния было недостаточно, чтобы развить необходимую скорость и обломать противнику весла, не говоря уже о том, чтобы протаранить корпус судна, и слишком много, чтобы стрелы могли нанести хоть сколько-нибудь ощутимый вред. Сражение зашло в тупик. Обе стороны ждали развязки.
Теперь на палубе захваченной фракийцами триремы собралось более двухсот пятидесяти человек, многие из которых были вооружены луками. Взять на абордаж такое судно — задача не из простых. С другой стороны, имеющихся на борту припасов вряд ли хватит, чтобы им дойти до Остии. Веспасиану было ясно: они должны захватить трирему пиратов или, по крайней мерс, пока она не потонула, взять с нее запасы провизии. Для этого им следовало двигаться вперед. Они же оставались на месте, а их весла неподвижно свисали в воду. И тогда Веспасиан бросился на корму, где уже занял свое место Раскос.
— Почему мы стоим? — крикнул он капитану.
— Потому что снова угодили в беду, мой друг, и нам лишь остается уповать на небеса, — ответил триерарх, воздевая руки к небу. — До того как мы перебрались сюда, надсмотрщик лишил жизни более ста гребцов, и теперь мы не в состоянии маневрировать. Как только пираты на той триреме догадаются, в какую ловушку мы угодили, они вернутся и им хватит сил, чтобы протаранить нас снова.
— Тогда пусть наши гребцы займут места мертвых, и чем быстрее, тем лучше.
— Да, но как это сделать? Теперь они свободные люди. Как нам снова посадить их на весла? Захотят ли они сесть плечом к плечу с рабами?
— Мы освободим рабов. Я бы в любом случае это сделал, потому что их немало попало сюда с римских кораблей. Поговори с гребцами и отправь ко мне вниз еще одну сотню.
Захватив с собой на всякий случай Гейдреса, Веспасиан спустился на весельную палубу. Зрелище, представшее его взгляду, заставило его содрогнуться от ужаса. Мертвые тела ничком лежали на веслах, а в их спинах зияли кровавые раны. Те, кто остался жив, сидели, глядя перед собой безумным взглядом, пока четверо фракийцев снимали цепи с мертвецов и проталкивали их тела в отверстия для весел.