Пасхальные рассказы русских писателей
Шрифт:
Но почему ее вдруг направили ко мне? И при чем тут митрополит Крутицкий и Коломенский? Ведь я его и в самом деле никогда не видел.
Долго мне ломать голову не пришлось. Позвонила Александра Иосифовна Любарская и сказала:
– Простите, я виновата перед вами. Изменила память. Забыла, что несколько дней назад ваш адрес у меня действительно спрашивали.
– Кто?
– Вера.
– Какая Вера?
– Бывшая домработница Маршака.
Существует особый склад ума, он бывает у следователей, у врачей-диагностов и, вероятно, у писателей. Где-то в глубинах мозга, как в недрах кибернетической машины,
Но это уже другая тема. И совсем другие годы.
После демобилизации, вернее, когда меня стараниями Маршака, не по моей воле, отозвали из армии в Москву, я какое-то время работал в редакции детского журнала «Дружные ребята». Должность моя называлась – литературный редактор. Работа была необременительная, в редакцию я ходил не каждый день, рукописи авторов читал дома. Хотя работать дома тоже было несладко. Жил я на Плющихе, снимал проходную комнату в маленькой, очень милой, но и очень шумной еврейской семье. Впрочем, к тому времени, когда произошло полуанекдотическое событие, о котором я хочу рассказать, мои сослуживцы по редакции уже подыскали мне другую комнату – в Замоскворечье. Со дня на день я должен был туда переехать. Мои хозяева знали об этом. И отношения между нами были, что называется, натянутые.
Один раз я пришел в редакцию. Не успел войти, Лидочка Григорова, секретарша, объявляет:
– Алексей Иванович, вам звонил митрополит!
Водружаю на вешалку свою сильно поношенную шинель и говорю:
– Очень приятно.
– Нет, серьезно!..
И другие мои сослуживцы – тоже в один голос:
– Да, да, серьезно, Алексей Иванович, вам звонил митрополит Вениамин. Просил позвонить в гостиницу. Вот тут все записано.
Все еще полагаю, что девушки подшучивают надо мной, что продолжается не очень остроумный розыгрыш… Но на редакционном бланке записано:
«Митрополит Вениамин. Гост. «Националь». Номер такой-то. Телефон такой-то. Просил позвонить А. И. Пантелеева».
– Ну, что ж. Позвоню. Пожалуйста, – говорю я, усмехаясь.
Номер не отвечает.
Звоню через полчаса. Не отвечает.
– А вы позвоните к портье, – советуют мне.
Звоню к портье «Националя». Спрашиваю, в каком номере остановился митрополит Вениамин. Называют тот самый номер. Звоню по этому номеру несколько раз. Никто не подходит.
Дома у меня телефона не было. Пробовал ли я звонить из автомата – не помню. Кажется, не звонил. Вообще, оставшись наедине и подумав, я решил, что история сильно попахивает провокацией. Какой митрополит и с какой стати мог интересоваться моей особой?
Но все-таки на другой день, придя в редакцию, спрашиваю:
– Никто не звонил?
– Звонили.
– Митрополит?
– Нет, не митрополит, а Виктор Борисович Шкловский. Просил вас позвонить к нему. Сразу же как придете. Срочно.
Звоню Шкловскому. Он как будто ждал меня, сидел у телефона.
– Алексей Иванович? Скажите, вам звонил митрополит Нью-Йоркский и Северо-Американский?..
– Нью-Йоркский? Да… Звонил. Но я думал…
– Думали,
– Был. Да.
– Ну вот. Он привез нам от нее письма. Позвоните непременно. Он вас очень хочет видеть.
Я звонил. Несколько раз. Никак его не застать.
– Да. Он очень рано встает. И очень много ездит. Позвоните ему или рано утром, или поздно вечером. Кстати, вам известно, каким образом к нему следует обращаться?
– Каким?
– Владыка! Я специально узнавал, – звонил к компетентным товарищам.
Опять я стал названивать в «Националь». И опять не дозвонился.
А на другой день или дня два спустя возвращаюсь откуда-то очень поздно к себе на Плющиху, звоню и тотчас дверь отворяется – передо мной стоит старик-хозяин, Григорий Маркович. Впечатление, что он тоже притаился и ждал меня.
– Алексей Иванович, ох! – говорит он, не успел я переступить порога. – Вы бы знали, какая тут без вас была петрушка!!!
– Что такое? В чем дело?
– Часов, я думаю, так в десять вечера слышу – звонок. Я думал, это вы. Иду отворять и – можете себе представить – вижу вот на этом месте передо мной стоит – кто бы вы думали?
– Ну, кто?
– Митрополит! В такой вот штуке. С крестом. С серебряной длинной палкой.
– Позвольте, Григорий Маркович, – говорю я. – А при чем тут, скажите пожалуйста, петрушка?! Ко мне приходит мой друг митрополит, а вы вместо того, чтобы…
Он ужасно смутился, даже испугался.
– Да, но ведь, Алексей Иванович, вы поймите, я их тридцать лет не видел!..
– Ну, хорошо, – говорю, – а что дальше?
– А дальше… Ну, я провел его в вашу комнату…
Еще этого не хватало!
– Он там посидел, оставил вам письмо… мы поговорили с ним… В общем, я вам скажу, очень симпатичный митрополит!..
После этих его слов я совсем пришел в ужас. Надо сказать, что чрезмерной аккуратностью я вообще никогда не отличался, а тут, собираясь со дня на день покинуть эту комнату, я совершенно, до невозможности запустил ее. Стол был усыпан окурками. Тут же стояла электрическая плитка с немытой сковородкой, лежала платяная щетка, а по соседству красовалась тарелка с недоеденной кашей.
Не буду дорисовывать этот натюрморт.
Письмо было от Лидии Александровны Надежиной. С этой женщиной я познакомился в 1929, кажется, году, когда она приезжала к себе на родину – в Ленинград. Эмигрантка еще дореволюционного времени, покинувшая Россию в четырнадцатилетнем возрасте, она увлечена была молодой советской литературой, переводила кое-что (пробовала, между прочим, переводить и «Республику Шкид»), заинтересовалась обэриутами… Много лет после этого мы переписывались. В 1937 году переписка оборвалась.
И вот передо мной лежит синевато-белый добротный американский конверт и на нем знакомым мне почерком начертано мое имя. А сбоку огрызком моего синего карандаша нацарапано: «National № 335. Прошу позвонить. Митрополит Вениамин».
Лидия Александровна не совсем грамотно, делая больше ошибок, чем прежде, писала мне:
«Дорогой Леня! Очень прошу Вас по старой дружбе оказать внимание подателю этого письма и показать ему Советский Союз».
Дальше шли всякие хорошие слова в адрес владыки.