Пазолини. Умереть за идеи

Карнеро Роберто

Конечно, этого предвидения было недостаточно. Смысл фильма был неправильно понят вполне намеренно. С одной стороны, для представителей власти, происходивших в основном из буржуазии, нападки на буржуазию из уст главного героя-режиссера (роль которого исполнил Орсон Уэллс) в разговоре с посредственным журналистом, оказавшимся на съемочной площадке ради интервью, были крайне неприятны: режиссер читает режиссеру несколько стихотворений самого Пазолини («Я – сила прошлого» и т. п., из раздела «Мирские стихи» сборника «Поэзия в виде розы»). «Записывайте, записывайте, что я вам говорю: они ничего не поняли, потому что я обычный человек. […] И тем горжусь! Я горд тем, что обычный человек! Человек-масса. Так хотят хозяева жизни. Но вы же не знаете, кто такой обычный человек? Чудовище. Опасный преступник. Конформист! Колониалист! Расист! Рабовладелец!»{C1, стр. 337–338.}. С другой стороны, невыносимым для власти был и самый «подрывной» тезис

кинематографического высказывания: «настоящее распятие, аналогичное тому, что было совершено с Христом […] происходит не по воле главного героя, роль которого исполнял Уэллс, не в стиле фильма Дювивье, но в результате смерти от голода. Существование Стракки начинается в момент его смерти, он становится кем-то: отныне он символизирует Сына человеческого, погибшего под грузом несправедливости и беззакония, во имя всех проклятых на земле»{Bini 1978, стр. 25. Ссылка относится к французскому режиссеру Жюльену Дювивье (1896–1967).}.

Стракки, в конце концов, «проходит сбивчиво и без соблюдения положенного порядка, все стадии страстей Христовых, от насмешек толпы и одинокой “тайной вечери” до смерти на кресте с просьбой к Богу о прощении». В глазах благочестивой публики вина автора состояла именно в «обретении святости, полностью освобожденной от бессмысленной ритуальности, к которой она была сведена обществом». Мишенью критики стал «поверхностный дух потребления, лежащий в основе буржуазной религиозности, против которого Пазолини направит позднее свое “Евангелие от Матфея”»{Murri 1994, стр. 40–41.}.

Защита Пазолини представила в суде письмо, в котором освещалось его отношение к миру религии в историческом измерении: «Что касается меня, то я – антиклерикал (я не боюсь заявить об этом!), но сознаю, что во мне живут две тысячи лет христианства: это я вместе с моими предками строил романские церкви, потом готические соборы, позднее храмы в стиле барокко. Это все мое наследие по содержанию и по стилю. Я был бы сумасшедшим, если бы отрицал эту огромную силу, что живет во мне, если бы оставил священству монополию на добро»{Цит. по Nico Naldini, Cronologia, в R1, стр. CXLV–CCXII: CXCI.}.

Тем не менее то, что было тогда сочтено оскорбительным (а именно то, что был поставлен знак равенства между образом Иисуса и образом Стракки и мучения представителя люмпен-пролетариата отождествлялись с Голгофой) сегодня, ввиду современной трактовки чувствительности, превратилось в эмблематичное выражение беспокойства и подлинного религиозного чувства{См. Subini 2009.}. Фильм можно трактовать как тревожное высказывание по поводу современной дехристианизации общества и того факта, что религия стала почти зрелищем и чуть ли не объектом банальных развлечений.

Моравиа, который считал «Овечий сыр» «гениальным» произведением искусства, выдвинул собственную версию причин нападок на этот фильм Пазолини: «режиссер [главный герой] во время интервью заявляет: “В Италии самый неграмотный народ и самая невежественная буржуазия в Европе”. Эти слова разозлили все партии – как правые, так и левые»{Цит. по Nico Naldini, Cronologia, в R1, стр. CXLV–CCXII: CXC.}.

Евангелие от Матфея: Христос-революционер

Христос от Матфея в фильме Пазолини обрел черты молодого баскского анархиста Энрике Ирасоки (он не был профессиональным артистом, режиссер познакомился с ним случайно и был поражен его сходством с Христом Эль Греко) – легкое косоглазие Венеры 67 делало его взгляд особенно загадочным (озвучил роль Энрико Мария Салерно).

67

«Косоглазием Венеры» называют очень мягкую форму расходящегося косоглазия, когда один глаз смотрит на несколько градусов наружу.

По мнению самых разных критиков, ни один фильм об Иисусе Христе до сих пор не превзошел по своим качествам «Евангелие от Матфея» Пазолини (1964). Съемки проходили в Кие (в Тушии, недалеко от коммуны Орте), на вилле Адриана в Тиволи, в городках Матеро и Кротоне и на склонах Этны – во всех этих местах можно было реконструировать Палестину времен Иисуса (вначале ее даже пытались создать в настоящей Палестине, но безуспешно). Фильм был посвящен «дорогой, счастливой, теплой памяти Джованни XXIII (папа, которого называли «хорошим», «крестьянским» папой), и его сюжет в точности следует евангельскому тексту, повторяя все фундаментальные моменты жизни Иисуса, от Благовещения до Вознесения, и трактуя их в соответствии с переживаниями Пазолини.

Он выбрал Евангелие от Матфея, так как считал его «самым революционным, потому что оно самое “реалистичное”»{Nico Naldini, Cronologia, в R1, стр. CXLV-CCXII: CLXXXIX.} – он полагал, что в нем содержится реальная информация о сельской цивилизации

тех времен. Пазолини прочитал его на одном дыхании в Ассизи, обнаружив томик Нового Завета в комнате гостиницы, в которой останавливался в сентябре 1962 года, когда принимал участие в конференции, организованной Pro Civitate Christiana 68 (Цитадель) Ассизи, обществом, полагающим своей миссией плодотворный диалог между верующими и мирянами, в соответствии с пожеланиями основателя дона Джованни Росси.

68

Pro Civitate Christiana – итальянская католическая организация, активно занимающаяся благотворительностью, поддержкой искусства, помощью беженцам и распространением католической веры.

С самого начала проекта Пазолини стремился сохранять верность библейскому тексту. В письме директору отдела кино Pro Civitate Christiana Лючио Сеттимио Карузо, в феврале 1963 года, он писал: «Моя идея такова: следовать слово в слово по Евангелию от Матфея, не делая сокращений, не как в типичном сценарии. Я перенесу его в изображения со всей точностью, следуя тексту без малейших сокращений или добавлений. И диалоги должны остаться строго те же, что у св. Матфея, без пояснений или замен. Поскольку ни одно изображение или слово не может быть добавлено к высочайшей поэзии этого текста»{C2, стр. 3081–3082.}. Это дало парадоксальный эффект, подмеченный Арнальдо Колазанти: «строгая верность марксиста-атеиста словам Христа делают его высказывания правдивыми, аутентичными, пророческими»{Arnaldo Colasanti, Discorso teologico-politico sul Vangelo secondo Pasolini, в Locantore 2015, стр. 25–42: 25–26.}.

Однако, несмотря на скрупулезную филологическую точность адаптации, многие моменты в ней вызвали серьезную полемику. В истории Италии то был период правления левоцентристских политиков (период с 1962 по 1967 год характеризовался сближением марксистов и католиков), и решение Пазолини рассказать о жизни Христа вызвало недовольство и подозрения как среди коммунистической интеллигенции (она обвинила художника в мистицизме и идеологической неразборчивости), так и со стороны наиболее консервативных католиков (они сочли что автор, столь далекий от Церкви, не имел права воплощать святой сюжет), в то время как l’OCIC (Office Catholique International du Cinema, Международная католическая организация по кинематографии) наградила его премией Венецианского кинофестиваля, в котором он принял участие в 1964 году.

В Париже, куда Пазолини отправился на презентацию фильма, он подвергся нападкам французских коммунистов, которые назвали его детище «фильмом священника для священников». С хвалебным отзывом выступил только философ Жан-Поль Сартр{См. Macciocchi 1964.}, попытавшийся объяснить обуявший «товарищей» страх тем, что они опасались распространения реакционных идей через религиозный сюжет.

На «внутреннем фронте» фильм невзлюбили не только доморощенные коммунисты. Шаша 69 назвал его «сейсмографом политического диалога между правыми и левыми»{Цит. по Nico Naldini, Cronologia, в R1, стр. CXLV-CCXII: CXCIV.}. Следует вспомнить, что в конце года перед премьерой фильма Альдо Моро 70 сформировал первое левоцентристское правительство, состоявшее из партий христианских демократов, социалистов, социал-демократов и республиканцев – это привело к отмежеванию левого крыла Социалистической партии, верного идее единства рабочего движения, и его союзу с коммунистами. Франко Фортини назвал фильм Пазолини инструментом активно продолжавшегося в те времена политико-идеологического диалога{См. там же.}. Естественно, что в свете высокой оценки, единогласно данной фильму Пазолини сегодня, подобные архаические оценки выглядят слегка ограниченными и решительно устаревшими. Однако их следует помнить, чтобы понять культурный климат, в котором Пазолини представлял свой шедевр публике (чтобы чаще всего быть отвергнутым).

69

Леонардо Шаша / Leonardo Sciascia (1921–1989) – итальянский писатель и общественный деятель, известный по остросюжетным романам о сицилийской мафии.

70

Альдо Моро / Aldo Мoro (1916–1978) – председатель Совета министров Италии в 1963–1968 и 1974–1976 годах, христианский демократ, католик, сторонник политических компромиссов с коммунистами, был убит леворадикальными «Красными бригадами».