Пенсне для слепой курицы
Шрифт:
— И этот святой человек согласился скрыть ваши отношения с убитой женщиной? — не поверил Крылов. — У него нет нимба над головой?
— Наверное, у него есть какой-то свой резон, — задумчиво сказал Горчаков. — Ладно, это потом. Мы ничего не знали о том, что эти подонки убивают людей. И не учитывали при разработке контратаки.
— Контратаки? — испуганно спросила я. — Вы хотите схватиться с людьми из ФСБ?
— Возможно, я вас разочарую, — сказал Крылов, — или снова разозлю, но вы должны понять одно —
— Но как же? — растерялась я. — А Мазуренко? Что вы о нем знаете?
— Даже больше, чем он сам знает о себе. Ненавижу этого типа, — пробормотал Горчаков.
— Да уж, — заметил Крылов. — Когда ты его немного помял, я об этом догадался.
— То есть вы хотите сказать, что Шлыков — обыкновенный бандит? — не поверила я.
— Что вы! — высокопарно возразил Горчаков. — Не бандит. Бизнесмен. И никакой он не Шлыков, а Шапкин. А удостоверение его — чистой воды фальшивка. И фамилия Шлыков — тоже фальшивка.
— Мне сказали, у него агентство по трудоустройству.
— Это так, легенда для родственников. На самом деле у него совсем другая контора.
— Он собирает компромат, — пояснил Крылов. — Только мы не подозревали, какими способами он это делает. Об убийствах мы впервые услышали сегодня от вас.
— Как это — собирает компромат? — не унималась я.
— Возьмем нашу контору. Кое-кто захотел выдавить нас из бизнеса. Не простым физическим устранением, а элегантно. С помощью шантажа, например. Или киднепинга. — Я со знанием дела кивнула. — Для того чтобы начать давление, нужно владеть определенной информацией. Вот такой информацией Шапкин и торгует.
— То есть он собирает и продает сведения? — уточнила я.
— Точно. И представьте, у него полно заказчиков.
Я с трудом приходила в себя. Значит, Шлыков, то есть Шапкин, и его люди вовсе не обладали теми возможностями, которые я им приписывала? Они не могли отслеживать ежедневное передвижение всех своих осведомителей и вряд ли имели специальное оборудование, чтобы прослушивать квартиры из подогнанных под окна машин, и в их распоряжении не было сонма молодых резвых сотрудников. Они были обычной бандитской группировкой. Страшной, но победимой.
— Невероятно! Все оказалось перевернуто с ног на голову. А я в этой ситуации выгляжу просто слепой курицей. Столько дел наворотила, столько ошибок совершила! — Я до крови прикусила губу.
— Ладно, ладно, — успокоил Крылов. — Куриная слепота успешно лечится. Кажется, ваше зрение начало заметно улучшаться.
А Горчаков добавил:
— Надо подумать, дружище, как устранить последствия женской самодеятельности.
— Обыкновенные бандиты! — не могла успокоиться я.
— Вот почему они убили Катю! Она хотела обратиться к человеку из ФСБ. Настоящему, я имею
— Какая разница — как? — пожал плечами Крылов. — Главное, они обо всем пронюхали и совершили очередное преступление.
— Нет, разница есть, — горячо возразила я. — Если бы они подслушивали наши телефонные разговоры, то давно раскрыли бы наш заговор. Наш клуб, я имею в виду. Узнав, что мы с девочками объединились против них, они наверняка попытались бы разбить нашу компанию.
— Возможно, они не считали ваш клуб опасным для себя, — предположил Горчаков.
— Не согласен, — сказал Крылов. — Любое вражеское объединение подлежит немедленному уничтожению. Ставлю сотню, что они не знали об этом самом клубе. А что там с похищенной женщиной? — вдруг вспомнил он.
— А, это! — Я рассказала о наших планах выставить Шапкину ультиматум, о Глебе, которого я приняла за человека Шапкина, об усатом.
Неожиданно я замолчала на полуслове и стукнула себя ладонью по лбу.
— Знаете что? — Голос мой предательски задрожал. — Меня с минуты на минуту могут арестовать!
— С какой стати? Ведь Копейкин обещал ничего о вас не рассказывать своим коллегам?
— А Томочка? Я ведь велела девочкам отпустить ее сразу после моего звонка. Она наверняка уже возвратилась домой. И, конечно, позвонила в милицию! А ведь я ей представилась по всей форме! Я-то думала, что, когда мы выпустим пленницу, ни о какой милиции речи не пойдет. Мы планировали простой бартер — жена Шапкина в обмен на нашу свободу.
— Значит, отсюда надо срочно убираться, — жестко сказал Горчаков. — Мы не можем допустить, чтобы вас сейчас забрали в милицию.
— А когда? — спросила я.
— Что — когда?
— Вы сказали: «Сейчас забрали». Значит, рано или поздно такое время настанет?
— Нет, — ответил Горчаков. — Я не допущу, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое.
— Быстро уходите! — крикнул Крылов. — А я останусь здесь и посмотрю, что произойдет.
Меня не надо было упрашивать. Я схватила сумку и вопросительно взглянула на Горчакова.
— Поехали, я вас спрячу, — предложил он.
Мысль о том, что я скрываюсь от милиции и горстки бандитов, как ни странно, придала мне уверенности. Всесильная ФСБ не интересовалась мной абсолютно. Какое облегчение! Конечно, противно быть обманутой. И даже где-то стыдно. Но что случилось, то случилось.
— У меня машина, — сказала я, ткнув пальцем в свой «Опель».
— Пусть остается здесь. На ней хорошая сигнализация?
— Те, кто ее продавал, говорили, что хорошая.
Горчаков, заботливо придержал для меня дверцу своего автомобиля.