Перехватчики
Шрифт:
Мы поздоровались за руку.
— Ну как машинки? Надеюсь, понравились? — у Лермана вдруг стал такой важный вид, словно он принимал участие в конструировании этих машин.
— Об этом уже много сказано, — ответил Мокрушин серьезно. — Меня поразила чистота. Ведь на наших «илах» каждый день нужно было счищать копоть с боков и масло с пуза, а эти словно зеркала. В белых перчатках можно работать. Когда мы заглянули в лючки двигателя, то подумали, что перед нами кто-то успел его уже промыть.
— Там
— Этим в первую очередь надо мне восторгаться, — услышали мы еще один голос. К нам подходил ефрейтор Брякин. Он широко размахивал руками и улыбался, поблескивая золотым зубом. — Все-таки мыть-то самолет чаще приходилось несчастному бедному мотористу.
— Брякин! — я совсем забыл о своем мотористе в этой суматохе. — Ну вот, теперь собрался весь старый экипаж.
На рукаве у ефрейтора была красная повязка дежурного по стоянке, а через плечо висела деревянная, выкрашенная красной краской планшетка.
Брякин, не заботясь о субординации, подал мне руку:
— Здравствуйте, товарищ командир!
Я задержал его руку в своей, увидев на тыльной стороне ладони новую наколку — летящий реактивный самолет.
— Уже успел! Эх, Брякин, Брякин! А я думал, что ты больше не станешь заниматься глупостями.
— Не стерпел, товарищ командир. — Он шмыгнул остреньким вздернутым носом и отвел в сторону свои рыжие плутоватые глаза. — Это на память об авиации. Пусть знают на «гражданке», на каких самолетах пришлось поработать.
Мы невольно улыбнулись.
— Я ему уже высказал свое мнение по этому поводу, — нахмурился Лерман. — И могу снова высказать.
— Лучше не надо, — Брякин приложил руку к груди и поклонился Лерману, — сейчас я при исполнении служебных обязанностей. Буду расстраиваться.
— Тебе все кривлянья да шуточки, — не унимался Лерман. Он терпеть не мог, когда с его мнением кто-нибудь не считался.
Я смотрел на своих бывших членов экипажа и думал о том, как дальше сложится служба, будем ли мы снова вместе.
— Тебе бы, Мокрушин, надо с Герасимовым ехать. Глядишь, стал бы техником самолета. А Брякина мы подготовили бы на механика. Вот и не распался бы наш комсомольско-молодежный экипаж.
Мокрушин вздохнул, — видно, я задел больной для него вопрос.
— Туда с большим опытом посылали. А меня к тому времени еще и в комсомоле не восстановили.
— А если приналечь и сдать экстерном?
— Такая возможность есть, — поддержал Лерман. — Сам читал в строевом отделе приказ свыше. Черным по белому написано: механики, имеющие среднее образование, могут быть посланы командованием в военные технические училища для сдачи экзаменов на техника самолета с последующим присвоением офицерского звания.
— Я слышал, — тихо сказал Мокрушин. —
— Думаю, что комсомольская организация поручится, — Лерман важно передернул круглыми плечами.
— А за меня? — Брякин улыбнулся исподтишка и подмигнул Мокрушину.
— А тебе надо меньше болтать языком и больше заниматься делом, — Лерман повернулся ко мне: — Я дал ему рекомендацию для вступления в комсомол. На следующем собрании будем принимать, а он и устава еще не знает. Ну-ка ответь, когда был организован…
— Постой, постой, — перебил Брякин, — я же должен сейчас объявить, — Он поправил планшет и приложил ладони ко рту: — Внимание, товарищи!
И в это время раздался взрыв. От неожиданности все вздрогнули. Какие только мысли не мелькнули у каждого из нас! Я почему-то подумал, что взорвался двигатель на самолете, который сделал посадку.
Но в следующую же секунду все увидели, что на приземлявшемся истребителе всего-навсего лопнула покрышка колеса передней стойки шасси.
Машину сажал Пахоров. Он прибыл в центр одновременно с нами, но сразу же заболел там и переучиваться начал позже. Однако благодаря необычной своей серьезности (мы звали его фанатиком) Пахоров все-таки закончил программу к сроку.
— Шлифуйте, шлифуйте свою технику пилотирования, — говорил на прощание Пахорову Дед Талаш.
И вот Пахоров начал «шлифовать». Он рано опустил самолет на переднее колесо. В результате самолет сразу же осел на нос.
Из-под металлического обода колеса, бежавшего по бетонированной полосе, веером сыпались искры.
Запахло резиной. Покрышка вспыхнула. Косматые языки пламени с черными хвостами дыма лизали брюхо самолета, который все еще катился по полосе.
Брякин в два прыжка оказался у стоявшего около каптерки мотоцикла, надавил стартер. Двигатель запустился сразу же. Моторист включил сцепление и помчался к месту аварии. Проезжая мимо пожарного щита, он почти на ходу схватил висевший огнетушитель.
Из окна СКП выпустили в небо красную ракету. Дальнейшая посадка была запрещена.
Все это произошло так быстро, что мы ничего сообразить не успели и теперь только смотрели на находчивого Брякина, направлявшего белую струю из огнетушителя в огонь.
Через минуту туда подъехал тягач с людьми, и самолет оттащили с полосы.
Летчики стали обсуждать посадку Пахорова.
— Всю обедню испортил, — в сердцах сказал Кобадзе. — Теперь будут думать, что прилетели утюги. А «взрыв» кое-кто истолкует по-своему. Жены летчиков чувствительны к таким явлениям.
Смыв копоть и сажу с лица и рук, Брякин вернулся к исполнению обязанностей. Он ходил по стоянке в чуть обгоревшем комбинезоне, как именинник, командир полка объявил ему благодарность.