Перевоплощение
Шрифт:
– А-а, у тебя уже появились вопросы? Послушаем, послушаем, – старик пребывал в хорошем расположении духа.
«Вопросы это у тебя, а у меня появились ответы», – кипел желчью Дым, продолжая, при этом, широко улыбаться.
Приблизившись, он совершил нелогичное действие – воткнул клинок в горло старику, а потом ещё и ещё, колол и рубил, рубил и колол – остановили собаки, прибывшие на кровавый ритуал. Снова всё повторилось, включая слизывание крови с рук, оружия, а теперь и одежды, после чего Дым оказался чистым и опрятным. В остатке какой-то амулет, ну и, конечно, сундук. Помучившись с замком, Дым вспомнил о ключике в ларце. Готово! Но, перед тем как откинуть крышку, Дым надел амулет…
Очнулся он подле того же сундука, амулет по-прежнему висел на шее, а сундук
«Странно, старик должен был знать мои намерения, но почему он не защищался? Он не верил или не мог?» – ответом Дыму послужил смех, громкий, но недолгий смех того же загадочного голоса.
Решив применить новые способности, Дым попробовал отследить источник голоса, но тот был везде и нигде, то концентрируясь, то растекаясь, а то и вообще покидая пределы осязаемого пространства. Дым окончательно прочухался и переключился на добычу. Сначала нерасшифрованная книга из мешка, последовательность желательно соблюдать, это слишком очевидно и логично, чтобы этим пренебрегать. Так Дым получил заклинание сверхинтуиции, дающее временную способность сканировать пространство вокруг себя, с очень высоким разрешением проявляющихся объектов. При первом прочтении Дым увидел крупную деревню, вполне мирную на вид, куда он и наведается, предварительно выпотрошив сундук.
Ловушки он обезвредил легко, теперь легко, но попробуй открыть без амулета (и, кстати, заклинания) – труп, так что у Дыма лишний повод похвалить себя за опытность и осторожность. Внутри сундука – богатый улов: и одежда, и доспехи, и оружие, и книги, и много всяких полезных, а также не очень полезных, мелочей. Единственное, что удивило Дыма, – это невозможность прочтения ни одной из новых книг, что указывало на их повышенную сложность. А вот со всеми видами таблеток Дым разобрался, обычный набор: лекарства, антидоты, стероиды и тому подобные средства.
Об оружии особый разговор: новый клинок был длиннее, острее и прочнее предыдущего, а главное, отсвечивал неестественным лиловым блеском, предупреждая о магических свойствах. Опробовав его, Дым признал, что получил нечто большее, чем оружие, ведь даже разжимая ладонь, он не ронял сего предвестника смерти, а скорость фехтования делала меч неразличимым для глаз, улавливался лишь свист рассекаемого воздуха, как пение таинственной кровожадной птицы. Понятно, что возросла и техника владения, ведь Дым получил огромный опыт (за старика), кроме множества бонусов, сокрытых в амулете. Стрелковое оружие отсутствовало.
Завершив экипировку, Дым захотел оценить новый облик, а для этого требовалось подойти к озеру. То злобное растение его не сильно пугало, Дым и сам не менее злобен, поэтому он направился к воде, в правой руке сжимая новый клинок, а в левой – топор первой жертвы. Монстр не подавал признаков жизни, прикинувшись мирным деревом, возвышающимся прямо над зеркальной гладью, никаких щупалец или их подобия, просто большое старое дерево. Дым смотрел на него, пытаясь понять, кто с кем справится, в размышлениях он легонько подбрасывал топор и вращал мечом, скорее поигрывая, чем демонстрируя силу, но монстр испугался и, издав вздох разочарования, втянулся под воду. Дым даже обрадовался
«Ого, нехилый дядька получился!» – Дым аж присвистнул от удивления.
Тот, из озера, демонстрировал нечто древнее, поначалу возбуждающее интерес, но, по сути, невообразимо чуждое и отталкивающее, недостойное звания человека. Дым довольствовался внешним лоском, не вникая в меняющееся сознание, разделённое с каналом духа, приданным каждому человеку, разделённое тонкой, но очень прочной перегородкой из первобытного страха (холодом, поразившим сердце). Перегородка не вечна, и она растает, но к тому моменту истина не испугает, а восхитит, низвергнув душу в тёмные объятия зла, будто ведя в небесные города. Это путь тьмы – путь искажения и обмана, путь искушения малостью за потерю бесконечного, золото вместо благодати, подвал вместо храма. Это путь, отвергающий святость духа, измеряющий духовность биохимией, генетикой и прочим узким знанием… материализм – это ода смерти, одна из самых убедительных приманок пресытившимся свободой воли.
Кто теперь Дым? Уверенный сильный воин, на вид тридцати пяти – сорока лет, благородного происхождения, относящийся к правящей касте, – судя по одежде и властному, волевому противопоставлению себя миру.
Дым приближался к деревне, ожидая решения некоторых вопросов, он ещё не знал, что идёт на турнир, на который попадёт, едва зайдя в деревню, не знал, что выиграет его без всяких проблем, после чего получит приглашение от местного феодала. Стремительность событий не смущала, как не смущало и общее неодобрение его персоны, ведь всякого перечившего Дым убивал. Понятно, что нарастал опыт а, становясь сильнее, Дым продолжал отдаляться от того славного доброго малого, каким его знали ещё недавно.
Верхом наглости, по местным понятиям, сочли самовольный перенос Дымом запланированного визита к аристократу, перенос на следующий день, после хорошего сна, а на предупреждения и угрозы Дым отвечал смехом. Когда он вошёл в таверну, ему показалось, что он ослеп, но это почернел экран, не давая проявиться картинке внутреннего устройства заведения, а потом высветилась надпись:
«Только здесь Вы можете сохранить игру. Желаете сохранить?».
«Да».
Дым снял шлем и разжал пальцы, избавившись от джойстиков, он устал, но правила требовали записать log, пока свежи впечатления. Отстучав свои приключения, Дым свалился на постель и очень быстро уснул. Был глубокий вечер.
Жизнь 1101-я
9
– Мы неправильно воспитали нашу дочь, это твоя вина, твоя вседозволенность и всепрощение, ты совершенно неспособен проявить власть. Где твоя дочь?! – дама чуть за сорок говорила по телефону, говорила уже с полчаса, испытывая собеседника и угрозами, и заклинаниями, и упрёками, но в конечном итоге всегда срываясь на крик. Ей никак не удавалось осмыслить, как можно не реагировать на то, что дочь не ночевала дома, даже если ей девятнадцать лет. Ведь девочка – совсем ребёнок, оттого и состоялся её первый отрицательный опыт общения с мужчинами. Дама не понимала, куда делся добрый муж и отец, где тот чуткий и внимательный человек (перебор, таким она его давно не считала), который всегда был рядом и вдруг, в какое-то мгновение, его не стало, словно она принимала за живое эфемерный контур, исчезнувший от лёгкого дуновения ветерка. Ещё вчерашний день размывался похожестью на все предыдущие дни их счастливого (очень крутой допуск) двадцатидвухлетнего брака, когда она вернулась с вечернего спектакля (плюс небольшая вечеринка) и, уверенная, что дочь спит в своей комнате (муж уже храпел, желая ей тем «спокойной ночи»), со спокойным сердцем тоже легла. Утром всё переменилось, и, обнаружив на автоответчике то дурацкое сообщение Ксюхи, она позвонила мужу (после неудачной попытки связаться с дочерью), надеясь на понимание и принятие мер. Она всё говорила и говорила, а он всё молчал и молчал.