Перевоплощение

Алер

Ей стало неприятно от наглой лжи самой себе, неприятно потому, что сама она давно не испытывала ничего глубокого к матери – Ксюха ошибается, она в эмоциональной ловушке. Много раньше, будучи несмышлёным ребёнком, Ксюха знала точно, что обожает мать, чему были простые и точные ориентиры – зависть подружек и привилегированное положение в местной «песочнице» – как же, дочь артистки. Потом это стало нормой, особенно после перевода из обычной школы в мажорную, где удивляться приходилось самой, это потребовало нового наполнения образа, наполнения чувствами, но актриса оставалось той же актрисой, много работающей и сильно устающей, что сводило общение к минимуму, а для ребёнка – чувства без общения непостижимы, так же как общение без чувств – пустой звук. Знакомая картина –

ни отчуждения, ни отдаления, дни, похожие друг на друга, привычные вопросы, бесцветные ответы, праздники как будни, а будни и того противней. При чём здесь чувства? Собственно ни при чём, принятый уклад жизни (проще – быт) не представляет для них никакой угрозы, слишком уж различны эти категории, но данная различность весьма удобна для оправдания своей нелюбви в угоду разбушевавшемуся самолюбию. Ксюха попала в число этих несчастных людей. Временно или навсегда?

Девушка сидела на тёплом полу, рядом с матерью (когда успела?), обхватив руками ноги, согнутые в коленях и подпирающие подбородок, ей не хотелось ничего говорить, не хотелось ничего делать и никуда идти, просто сидеть и, блаженно улыбаясь, скользить взглядом по гладкой пустой стене, радуясь тому, что не за что зацепиться и ничто не зовёт вернуться в настоящее. Прошёл час или половина от этого. Мать, очнулась первой:

– Дочь, от тебя пахнет.

– И это меня не удивляет, – Ксюха провела рукой по своим волосам и вздохнула.

– Я надеюсь, мне не о чем беспокоиться?

– Пока не о чем.

– А в смысле алкоголя?

– Тем более.

– Тогда избавься от этого дурного запаха.

Ксюха избавилась, вернув чистоту и благоухание. После ванной захотелось поесть, и девушка спустилась в столовую, где уже сервировался стол. Хозяйка, предугадавшая желание дочери, деловито покрикивала в сторону кухни, где готовилось что-то ароматное, пусть и на скорую руку. Наконец, кухарка (кроме неё есть и другая прислуга) подала горячее, и Ксюха с большим удовольствием приступила к трапезе. Мать не мешала, но, когда стали пить чай, задала ожидаемый вопрос:

– Кто он?

– Кто, он?

– Твоё новое увлечение.

– Ты торопишь события.

– Но ты не ночевала дома.

– Ну и что?

– Он человек нашего круга?

– Нашего – это какого?

– Хватит с меня и одного проходимца.

– Тебе лучше знать.

– Не хами матери!

– Извини, вырвалось.

– Ладно. Кто его родители?

– Понятия не имею.

– Где он живёт?

– Недалеко от института.

– Надеюсь, не в общежитии?

– Надейся.

– Как ты можешь?

– Вижу, ты и не надеешься.

– Я буду против.

– Я пока тоже не «за».

– Тогда зачем?

– Ты первая начала.

– Но мне важно знать.

– Ничем не могу помочь.

– Ты не хочешь говорить?

– Я не знаю ответов на твои вопросы.

– Но кто он?

– Он, – она аккуратным движением кисти чуть отодвинула от себя пустую чашку с блюдцем и вышла из столовой.

Сева встретил Ксюху по окончании первой пары, когда выходил из аудитории, получилось неожиданно, ведь он ждал её к началу занятий, рисуя в воображении чудесную лекцию, на протяжении которой они сядут рядом, как те же Вик и Светка, не расстававшиеся и сегодня. Соседство оказалось иным. Смирившись, что в ближайшие полтора часа он не увидит Ксюху, пришлось лицезреть Кузю, плюхнувшегося рядом и пробубнившего вялое приветствие. Без особого интереса Сева узнал о вчерашних перемещениях пары алкоголиков, после чего обнаружил приготовления Кузи к полноценному прослушиванию лекции – в его сумке пряталась канистра (пластмассовая, для пищевых продуктов), заполненная пивом, а за незаметную доставку продукта отвечал тонкий и гибкий шланг, в общем, вполне комфортно. Пить Сева отказался, помня о скорой встрече с девушкой, и Кузя предался блаженству и расслаблению в одиночестве – трезвые не считаются.

Не так давно, меньше года, Кузя не являлся горьким пьяницей, точнее, он почти не пил – полная противоположность себе нынешнему. Тогда наблюдался уверенный в себе молодой человек с чёткой программой

жизни, по крайней мере, на десять лет вперёд, но программа сбойнула на втором пункте, вместо невесомого флёра романтических отношений, обязывающих разве что хранить их в памяти, как аромат юности, Кузя влюбился со всей силой несущей его инерции. Быстро перестроиться он не сумел, а потом стало поздно, настолько поздно, что через мгновение стало одиноко и выключился свет. Пристрастившись к алкогольным напиткам, Кузя открыл, что человек пьёт не «от» (чтобы заглушить), а «для» (чтобы обрести), но состояние это мимолётное, где-то на пороге сознания, а потому достижимое не всегда, случалось и проскакивать мимо. И всё-таки возможность получить глоток радости, составлявшей смысл его настоящей жизни, заставляла захлёбываться в зловонных потоках день за днём, месяц за месяцем, бесконечный заплыв, пока не остановится сердце.

Увидев Севу, который аж засветился, Ксюха заулыбалась – всегда приятно радовать одним своим появлением, тем более простояв никак не меньше двадцати-тридцати минут, разумно не заходя в аудиторию в конце занятий. Во время этого стояния она поймала себя на мысли, что выглядит предельно глупо, особенно обнажаясь самой причиной, будто для девушки нет другого достойного занятия, кроме как ждать молодого человека, которого и своим-то рано называть. Но ей нравилось это положение, она прождала бы ещё час, если понадобится – ведь платонический, чистый период отношений такой короткий, и такой прекрасный.

– Ксюш, привет снова, – только и успел сказать Сева и, не оставляя времени на ответ, смело и решительно поцеловал её в губы, нимало не смущаясь присутствия студенческой общественности.

– И тебя, – не сопротивляясь, но и не позволяя поцелую длиться дольше дружеского – но только по времени, по встречному же движению губ Ксюха выразила иное.

Подошли Вик и Светка, после вчерашней совместной вечеринки Ксюха их не проигнорирует, а ведь день назад она представлялась им обитательницей другого, блистающего мира. Теперь же, пожалуйста, подходи и болтай у всех на виду, не боясь унижения – в чём-то мысль обоснованная – Ксюха умела язвить. Особенно удивлялась Светка, она не понимала, почему Ксюха выбрала Севу, ничем не примечательного, ординарного парня, ведь примерно год назад Светка оказалась случайным свидетелем того, как Ксюха жёстко и обидно отшила одного бедного (и в прямом смысле) парня, имевшего несчастье в неё влюбиться. Никто не подумал, что причина крылась не в социальном статусе претендента, а, например, в ужасном запахе изо рта (у Ксюхи чуть глаза на лоб не вылезли, что также получило иную трактовку). Светка поздоровалась с Ксюхой и Севой кивком, а потом спросила, обращаясь к Ксюхе:

– Как чувствуете себя после вчерашнего?

– Замечательно, – Ксюха рассмеялась. – Только сделай личико попроще.

– Действительно, – встрял Вик. – Ты чего выкаешь-то.

– Ой, вот только не надо тупить, – Светка тряхнула головой, сбить её трудно, сказываются тренировки с Ёлкой. – Просто я обращалась к вам обоим одновременно.

– Верно-верно, все так и поняли, – Сева избегал свары, зная, что заведённую Светку не застопорить, да и оскорблений всяких наслушаешься.

– Ладно, прикинусь дурочкой, – и чего Ксюху понесло, она сама не понимала.

– Да ты, я вижу, не угомонишься, – Светка приняла боевую позицию, ноги на ширине плеч, руки в боки, тело чуть наклонено вперёд. – Раз богатенькая, так можно на людей наезжать? Дрянь! Тварь! – прочие слова опустим, и так понятно, что классовые противоречия прорвались сквозь воспитание и человечность, демонстрируя уже не Светку, а некое подобие разбуженного пролетария.

Сева чуть слышно застонал, он совершенно растерялся, не понимая, как помочь любимой, такой маленькой и хрупкой, не драться же, в самом деле, со Светкой, если она нападёт. Сообразительность проявил Вик, как только Светка перешла на отрывистые слова, он встал между обеими девушками всеми ста (и больше) килограммами своего тела, лицом к Светке, которую обнял, успокаивая, а потом поднял на руки (тут нашёлся и Сева, вызвавший лифт) и, войдя с ней в лифт, уехал прочь.