Первая пуля – последняя пуля
Шрифт:
– А что?
– Наркотики! Наркотики, полковник. Вот что такое настоящее зло. Вы об этом не знали?
Уголки губ оперативника изогнулись. В глазах появился интерес.
– Какая связь?..
– Самая прямая. – Черушкин ликовал. Сидя на полу возле холодильника в позе лотоса, он чем-то напоминал готового погрузиться в нирвану буддиста. Гурову даже показалось, что тот покачивается из стороны в сторону в такт произносимым вслух словам. – Хотите знать, кто такой этот Белоненко, взятый мною в разработку последним?
– Кто?
– Наркоторговец. Крупный наркоторговец. Он прибыл в столицу для того, чтобы договориться
– Где она? – Теперь общая картина происшедшего была перед Гуровым как на ладони. В ней не осталось темных или размытых пятен.
– Кто?
– Оксана. Девушка, которую вы похитили.
Макарыч ничего не ответил, но его взгляд, брошенный на закрытую дверь, облюбованную Гуровым перед самым началом перестрелки, был красноречивее любых слов. Полковник сунул «штайр» в наплечную кобуру и приблизился к Черушкину. Рука Гурова замахнулась для удара, Макарыч сжался, готовясь к экзекуции, но кулак не завершил начатой траектории. Полковник в очередной раз сумел совладать с обуревавшими его эмоциями.
– Послушай, ты, – процедил он сквозь зубы. – Может, ты и в самом деле патриот своей родины и ярый борец с распространением наркотиков, но это ни в коей мере не оправдывает всех твоих действий. Похищаемые вами девушки не были ни в чем виноваты, и я думаю, ты знаешь, что делали Боксер и его ребята с ними перед тем, как освободить.
Макарыч несколько раз нервно моргнул:
– Боксер – ублюдок. Я не несу ответственности за его действия и за действия его прихвостней. Лично я никого и пальцем не трогал… А по большому счету, на этих сучек мне глубоко наплевать, полковник. Сомневаюсь, что они не знали о том, чем занимаются их возлюбленные. А даже если и не знали… Надо думать, с кем ложишься в одну постель.
Желание ударить Черушкина по лицу возникло у Гурова с новой силой. Всего один раз. Но от души. Так, чтобы этот гаденыш запомнил урок на всю оставшуюся жизнь. Но вместо этого полковник отошел в сторону и выудил из кармана мобильный телефон. Набрал номер Крячко:
– Стас, я в Павшине. По тому адресу, что нам дал Куличков. Ты можешь сейчас подъехать?
– Без проблем, – живо откликнулся соратник. – Что-то случилось, Лева? У тебя проблемы?
– У меня были проблемы, – Гуров пожал плечами. – Но я их уже решил. Так через сколько ты сможешь подъехать?
Крячко прикинул и ответил:
– Дай мне минут двадцать. Может, меньше.
– Договорились. Жду.
Убрав мобильник в карман, Гуров вновь обратил свой взгляд к Черушкину. Макарыч разорвал свою шелковую рубашку и теперь старательно накладывал повязку на свою простреленную щиколотку. Кровотечение заметно уменьшилось, но бледность лица бывшего гэрэушника и его вялые, неторопливые движения
– Где ключ от этой комнаты? – Гуров кивнул на запертую дверь справа.
Его суровый голос, похожий на раскаты грома, и не предвещающий ничего хорошего взгляд глубоко посаженных глаз возымели на Черушкина свое действие. Интуиция услужливо подсказала мужичку о том, что спорить сейчас с полковником уголовного розыска не только бессмысленно, но и опасно для жизни. Он вынул из левого кармана трико миниатюрный ключик и бросил его полковнику. Гуров поймал ключ на лету, открыл дверь ключом и распахнул ее. Это была кладовка, не имевшая в наличии ни одного окна. Гуров остановился, вглядываясь в темноту, затем достал зажигалку и подсветил себе. В метре от полковника возник силуэт человеческой фигуры, сидевшей на стуле в скрюченном положении. Вместе с горящей зажигалкой Гуров повернулся вокруг своей оси, осветил стены, и вскоре его взгляд упал на черный выключатель.
Щелчок, и кладовка загородной дачи сотрудника ГРУ окуталась тускловатым светом висящей под потолком матовой лампочки.
На стуле сидела девушка. Ее босые ноги были надежно примотаны к кривым ножкам. Руки, пропущенные под сиденьем, до предела заведены назад и тоже стянуты прочной бечевкой. В силу этого обстоятельства пленница и сидела в такой неестественной и неудобной позе. Глаза ее были открыты, а значит, она находилась в сознании. Во рту кляп из грязного носового платка, по краям обагренного кровью. В уголки губ тоже врезалась натянутая бечевка, что удерживало голову девушки в горизонтальном положении. Узел завязан сзади на высокой спинке стула.
Гуров убрал зажигалку, а вместо нее достал складной нож. Одним щелчком выбросил лезвие и приблизился к пленнице. Срезал сначала бечевку, удерживающую голову девушки, потом разрезал узел на руках. Обошел стул и, прежде чем это успела сделать сама девушка, вытащил кляп у нее изо рта. Воздух со свистом вырвался из груди, из рассеченной губы по подбородку сбежала струйка крови.
Полковник отбросил назад ее длинные, давно не мытые и нечесаные темно-каштановые волосы и с участием заглянул в карие глаза. Несмотря на то что она была не в лучшем своем виде, Гуров разглядел, что девушка была симпатичной. Она непроизвольно отшатнулась от Гурова, как испуганная лань. Он, как мог, добродушно улыбнулся ей, стараясь вызвать расположение.
– Вы в порядке, Оксана?
– Кто вы? – Она болезненно поморщилась. В больших карих глазах стояли застывшие слезы.
– Друг, – просто ответил Гуров.
– Друг? – Оксана покосилась в сторону оставленной им открытой двери. Полковник тем временем опустился на одно колено, склонился к ее ногам и разрезал последние стягивающие пленницу путы. – Вы отвезете меня к Альберту?
Гуров протянул ей руку, и она машинально опустила пальчики в его раскрытую ладонь. Он помог ей подняться на ноги. То ли от усталости, то ли от долгого сидения в неудобной позе Оксану шатало, и полковнику ничего не оставалось делать, как галантно придержать ее за талию. Но девушка все еще ожидала от него ответа на свой вопрос, а Гуров не знал, как следует на него ответить. Прежде ему предстояло решить еще ряд более существенных вопросов. И все они так или иначе имели отношение к персоне некоего Белоненко. А Оксана, скорее всего, под именем Альберт подразумевала именно его.