Первая заповедь блаженства
Шрифт:
— Что с тобой?! — перепугался я, поняв, что она теряет сознание; я осторожно усадил её на траву.
— Пропустите! — к нам сквозь толпу проталкивались врачи.
Эстонец тяжело уселся рядом с сестрой.
— Может, не поедешь? — с надеждой спросил он.
— Нет, — прошепталаТийна. — Я должна… Я должна, наконец, преодолеть свой страх…
Но, едва взглянув на автобус, она снова побледнела, как лепесток ромашки.
— Ты не поедешь! — заявил Эстонец.
— Пускай
Все обернулись. Из лесу тихо вышла Надежда. Она посмотрела на нас и скорбно улыбнулась Эстонцу:
— А не то, кто же привезёт тебя обратно?
Анна Стефановна вздрогнула.
— Надюша, что же вы нас пугаете? — пролепетала она.
— А вы не бойтесь, — сказала Надежда. — Кирюша у нас святой!..
Сказала — и ушла обратно в лес. Дядя Фил с тяжким вздохом открыл походную аптечку.
— Ехать три часа, — бормотал он, набирая в шприц лекарство. — Сделаю три кубика, пожалуй… Как раз проснётся к приезду…
Эстонец жалобно смотрел на него, а я отвернулся, чтобы не видеть, как игла вонзится в тонкую руку Тийны…
Через пару минут девушка сонно поднялась с травы, и Дядя Фил повёл её к автобусу. Мы пошли следом.
Автобус был чудной: я даже увидел рулевое колесо на том месте, где у обычных рейсовых автобусов располагается бортовой компьютер. Понятное дело: для нас пожалели хорошую машину, послали переделанную из старья…
— Добро пожаловать, сладенькие! — мерзко, по-старушечьи проквакал автобус, и я сразу узнал: то был голос молодящейся ведущей Шоу Вундеркиндов. Раньше, ещё когда я был чудо-ребёнком, этот голос меня не коробил, а теперь аж затошнило.
— Устраивайтесь поудобнее, лапоньки мои, — продолжал автобус. — Напоминаю вам, что в салоне запрещается: бегать, кричать, курить, громко смеяться, громко болтать, петь, танцевать…
— Каарел, ты можешь заткнуть эту дуру? — негромко спросил Дядя Фил.
Эстонец посмотрел на пульт управления — он был закрыт крышкой и запломбирован. Доктор Томмсааре покачал головой.
Наконец, под аккомпанемент мерзкого голоса все пассажиры заняли свои места, автобус закрыл двери и тронулся. Сначала я смотрел в окно, но за ним не было ничего интересного, кроме мчащихся автомобилей и сплошного леса вдоль обочин.
Происшествие с Тийной наполнило мою душу смутным предчувствием несчастья… Остальные пассажиры тоже выглядели встревоженными, а кто-то был явно напуган. Я посмотрел назад. В хвосте салона, на диване, свернувшись в клубок, лежала Тийна. Мне почему-то показалось, что она не спит. Я встал со своего места и перебрался к ней.
Она действительно не спала. Когда я подошёл, она повернула ко мне лицо с крепко зажмуренными глазами.
— Кто это? —
— Это Илья. Можно здесь присесть?
— Только тихо: Каарела разбудишь!
Я взглянул на Эстонца, сидевшего в ногах у Тийны. Он спал, откинув голову на спинку дивана.
— Кому из вас укол сделали? — хихикнул я.
— Не смешно, — отрезала Тийна, не открывая глаз.
— А почему ты боишься автобусов?
— Давай о чём-нибудь другом, умоляю!
Бедная Тийна съежилась ещё больше и прижала ладони к глазам. Ругая себя за глупость, я принялся выискивать повод для разговора и снова посмотрел на Эстонца.
С левой руки спящего доктора свешивались длинные верёвочные бусы — чётки. Обычно Эстонец не выставлял их напоказ, а носил, намотав это странное украшение на запястье. Всё-таки, вы немного пижон, господин Томмсааре. Впрочем, с балетными это бывает… Я вдруг кое-что вспомнил.
— А почему Надежда назвала его Кирюшей? — спросил я.
— Потому что его зовут Кирилл, — отозвалась Тийна. — Мы же сэту. Бабушка крестила нас в православной церкви, у нас обычные православные имена…
— А почему же он тогда Каарел?
— Это его в приюте переименовали. Когда бабушка умерла, нас с ним отправили в приют в Таллин. Мне тогда было полтора года…
— А как же он в балет попал?
— Педагоги пришли в приют, посмотрели детей, и его выбрали… Сказали, что данные хорошие…
— Правда? — недоверчиво произнёс я. — Но ведь он такой…
— Какой? — зевнула Тийна; видимо, наш разговор немного отвлёк её, и она начинала засыпать.
Я не стал уточнять насчёт не очень-то балетной фигуры Эстонца. В конце концов, в детстве он мог и не быть толстым…
— А как твоё настоящее имя? — спросил я.
— Татьяна, — ответила Тийна и заснула.
Глядя на неё, я тоже начал клевать носом и вскоре задремал. Мне показалось, что спал я совсем недолго. Но, когда проснулся, автобус больше не двигался, салон заливал тусклый свет «дневных» ламп. Тийна протирала заспанные глаза.
— Приехали, — сказал, наклоняясь надо мной, Эстонец.
Мы вышли из автобуса и оказались в огромном ангаре, где стояло по меньшей мере пятьдесят роскошных пассажирских лайнеров, среди которых наш казался металлоломом. Оглядев ангар, я сообразил, что мы, скорее всего, находимся под землёй. К нам уже бежал какой-то молодой человек в черном костюме.
К лацкану его пиджака был приколот бутон алой розы. Подмышкой он держал папку-ноутбук.
— Скоренько, скоренько! — кричал он нам. — Строиться! Времени нет!
Подбежав к нам, он завёл за ухо прядь белокурых волос и открыл ноутбук.