Первое открытие [К океану]
Шрифт:
— Ну, куда там! — махнул рукой Алексей Бердышов. — Ты погляди — моя выплывает, паря, вот диво! Разряжена еще пошибче твоей... И с кринолином, и фижма есть.
Черноглазая, смуглая и толстая Бердышова затопала каблуками, заплясала.
— Гляди, бабы пляшут, а мужики за них доказывают друг другу!
— Эй, Маркешка, дай ему за фижму! Укуси, как амбаня [88] .
— Зубы востры, как у хорька! — отбивался Алексей.
Мужики забарахтались на лавке.
— Эй, гляди: че такое? — вдруг раздались
88
Амбань — генерал, начальник области, губернатор (маньчж.).
Послышались колокольцы. Бердышов вскочил проворно и взглянул в окно.
Пушистый снег валил хлопьями.
К воротам подъехала тройка. В кошеве виднелось меховое одеяло. Вылез военный в шубе. Бердышов побледнел:
— Не жандармы ли?
От сильного удара дверь отворилась, и вошел офицер. Лицо его с пушком русых волос заиндевело. Побелели ресницы, иней обметал шапку и воротник.
— Что случилось? — зашептали за столом.
Испуганный атаман вылез из-за стола, роняя табуретки.
— Кто Алексей Бердышов? — спросил офицер, когда все стихли.
Девки завозились на лавках, стараясь устроиться поудобнее, чтобы все видеть и слышать.
— Легок на помине! — пролепетал Маркешка.
— Я Бердышов, — выступил Алексей. Бесстрашный зверолов и землепроходец, прошедший неведомые страны и не раз смотревший смерти в лицо, сейчас заробел и смутился.
— Два часа на сборы — и едем со мной в Иркутск, — сказал офицер. — И еще...
— Неужто меня? Ба-атюшки! Ваше благородие! — испугался старый аргунский волк Скобельцын.
— Ну да что за беда! — стал уговаривать атамана Карп.
— И еще Бердышова Карпа!
— Как? И меня? — всплеснул руками огромный старик и в ужасе хлопнул себя ладонями по ляжкам. — Да я не казак! Я мужик, из деревни, с завода... Я тут в гости заехал... Да я тут в гостях, батюшка... Отец... Мне завтра по дрова...
— И тебе в Иркутск! — строго сказал офицер.
— Ну-ка, девки, живо, — сквозь слезы прошептала дочерям Бердышиха, подталкивая их к гостю.
Молодые женщины и девушки стали приглашать офицера за стол. Он сразу согласился. Строгости его как не бывало.
— Я чертовски замерз и устал!
Девки сняли с приезжего шубу, шинель, под руки повели к столу.
— О-о! Тут хорошее вино! Откуда же у вас такое?
Офицер оживился, стал пить и есть с аппетитом. Он хвалил вкус хозяина и вдруг быстро захмелел. Он сам этого не ожидал. Казаки и казачки тесно обступили его. Всем хотелось узнать, что будет Алексею, но никто не решался заговорить об этом.
Бурят Циренджинов подсел к офицеру.
— Как тебя зовут, барин? — спросил он, заглядывая в глаза.
— Михаил Семенович! Михаил Семенович Корсаков!
— Ваше благородие Михаил Семенович, бурят-то нынче худо живет, — таинственно сообщил он.
— Что так?
— Русский купец обижает. Кандинский, который в Кяхте живет... — Циренджинов огляделся и потихоньку добавил: — Че, барин, может, Алешку отпускаешь?
Офицер, стараясь прийти
— Бурят баран пригонит, денег кошелек... У нас бедный бурят, а есть богатый. Когда беда, так мы идем богатому кланяемся, возьмем у него барана, серебра, потом лису поймаем — отдадим. Тебе ямбо [89] достанем. Чаю цибик привезем, верблюда... Богатый бурят в Монголию торговать ходит... Алешку отпускай, мы с ним в дацан [90] пойдем богу молиться. Скоро у нас там праздник. Гуляем на бурятской стороне. Алешка, когда не плачет, веселый... Отпускай.
89
Ямбо — слиток серебра.
90
Дацан — буддийский храм, монастырь.
— Нет, об этом не может быть никаких разговоров, — ответил Корсаков грубо через некоторое время.
Девки и молодухи, одна другой статнее, смуглей и осанистей, наперебой угощали его. Ему понравилась старшая дочь хозяина, Ольга, белокурая, с узким лицом и карими глазами чуть навыкате. «Одень ее по-городскому — чудо что за девушка будет».
— Ты, барин, не думай, что я бурят, так...
— Я знаю бурят! — перебил офицер. — У вас есть способность к образованию.
— Как же! Грамотность-то!
— А если ты грамотный, так знаешь, как это называется, что ты мне предлагаешь?
— Подарка?
— Смотри у меня за такие подарки!
— Михаил Семенович, а Михаил Семенович! — приставал с другой стороны Скобельцын. — А вот Маркешку не надо ли?
— Я ведь самый амурец, — выступил маленький казак, — могу все рассказать.
Но офицер так опьянел, что не отвечал.
— Начальство лыка не вяжет. Может, положить его на перины, — шепотом стал советоваться атаман с хозяйкой. — Утром и ехать, а то коней нет свежих.
— Нет, нет, нельзя! — встрепенулся офицер. — Ехать сейчас же! Коней только что сменили!
Офицера вынесли на руках и закутали в меха. В кошевку сел Бердышов и обнял его.
— А то вывалится! С ними как с малыми детьми! Он же меня арестовал, а мне с ним нянчиться.
Казаки простились, перецеловались. Буряты кинулись к лошадям и расселись верхами. Циренджинов, оттолкнув ямщика, сам сел на его место.
— Штабс-капитана я сам повезу!
— С богом, ребята! — молвил старый атаман.
Зазвенели бубенцы, кошевки тронулись. Конные поскакали провожать. Облако снега окутало отъезжавших.
— Алешеньку увезли-и! — вытянув шею, завопила Бердышиха.
— Ай-ай! Гляди, как баба убивается! — толковали бабы-казачки.
— Че под арест?
— Ох, не знаем еще! Налетел, как ястреб, и схватил!
— Однако по головке не погладят!
— Худа не будет, — уверенно сказал Скобельцын.
— Ух, и бравенький! — вспоминали девки офицера, возвратившись в избу и рассаживаясь на лавках.