Первородный грех. Книга первая
Шрифт:
– Великолепный тост, – с деланной вежливостью произнес Джерард. Мужчина ушел. Массагуэр протянул Мерседес бокал и приказал: – Пей!
Она затрясла головой, все еще пытаясь сдержать слезы.
– Я не хочу.
– У тебя же день рождения, – спокойно напомнил он.
– Ну и пусть. Я вас ненавижу. Вы лжец. Мне все известно о ваших преступлениях.
– Моих преступлениях? – удивился Массагуэр, все еще протягивая ей шампанское.
– Вы подослали pistoleros, [29] чтобы сорвать забастовку
29
Наемные убийцы (исп.).
– Ты что, была там? – Он задумчиво уставился на девочку. – Да-а, видно, твой папаша заботится о том, чтобы дать тебе самое широкое образование.
– Вы враг народа! Вы владеете фабриками и землями, эксплуатируете рабочих, делаете их совершенно бесправными!
Джерард наконец поставил на стол бокал, который он протягивал Мерседес.
– Я плачу им черт знает какие деньги за то, что они почти ничего не делают.
Она пристально посмотрела на него покрасневшими, мокрыми от слез глазами.
– Все равно вам крышка. Теперь у нас Республика. Наверное, за ваши преступления вас казнят.
Уголки его рта опустились.
– Надо же, какая ты кровожадная маленькая революционерка!
– Ну, или, по крайней мере, на долгие годы упекут в тюрьму.
Он улыбнулся.
– А скажи-ка мне, Мерседес, если уж я такой ужасный преступник, почему ты так стремишься назвать меня своим отцом?
– Потому что это правда. – Мерседес проводила глазами маслину, которую он отправил себе в рот. – И мне наплевать на то, что вы тут говорите, я знаю, что это правда.
Массагуэр небрежно выплюнул косточку на пол. Его взгляд сделался холодным.
– А я слышал, ты умная девочка, – тихо произнес он. – Если бы ты была еще немножко поумнее, то поняла бы, что существуют определенные вещи, о которых нельзя говорить в общественных местах или в присутствии посторонних.
Его произнесенные ледяным тоном слова резанули ее сильнее, чем оскорбления, брошенные им несколько минут назад. Но в то же время, сжавшись на своем стуле, она где-то в глубине души почувствовала легкое удовлетворение. Он сознался-таки!
Мерседес посмотрела на стоящие на столе фаянсовые тарелки. Сколько яств! Здесь были и холодные жареные креветки, и блестящие от масла сардины, и маринованные моллюски, и нарезанная кружочками ароматная деревенская колбаса, а также маслины, миндаль, кусочки консервированной ветчины и множество прочих деликатесов. Она стала пробовать то одно, то другое. Все было изумительно вкусно. Массагуэр наблюдал, как она ела. Мерседес захотела пить и жирными от закусок пальцами взяла бокал с шампанским.
Джерард тоже поднял свой бокал.
– Salud, – сказал он с оттенком иронии в голосе. – Y viva la Rep'ublica.
Прежде чем выпить, она скорчила гримасу. Шампанское ей не нравилось, хотя искрящееся пузырьками вино освежало.
– И вы не боитесь? – спросила девочка, выискивая на тарелках,
– Чего?
– Республики, конечно.
Он презрительно рассмеялся.
– Твоя драгоценная Республика не продержится и шести недель.
– Это почему?
– Потому что армия этого не допустит. Ты что, думаешь, военные будут сидеть сложа руки и смотреть, как Испания превращается в еще одну Совдепию?
– Ну и что? Россия – рай для рабочих, – заявила Мерседес, накалывая на вилку маслину. У нее разыгрался аппетит.
– Милая моя, уверяю тебя, то, как русские обращаются со своими рабочими, выставляет меня прямо-таки ангелом.
– Скорее, дьяволом.
– Ну, не тебе об этом говорить. – Джерард уставился на маслину. – Я слышал, пару лет назад ты чуть мозги не вышибла одному малому.
Мерседес с минуту молчала, лицо ее приобрело какое-то странное выражение.
– Сейчас он уже поправился, – спокойно сказала она наконец.
– Ну, уж никак не благодаря твоим заботам. Я видел шрам. Почему ты это сделала, Мерседес?
Девочка пожала плечами. В ее широко раскрытых глазах не отражалось никаких эмоций.
– Должно быть, он тебя разозлил?
Она ничего не ответила, и, когда немного погодя заговорила, ее голос звучал спокойно и ровно:
– Если армия попытается подавить Республику, будет война. И мы будем сражаться за наше дело. Все так говорят.
– Тот, кто пойдет против армии, получит пулю, – так же спокойно произнес Массагуэр.
– Ну и пусть. Я бы пошла воевать против нее.
– А я бы – за нее. И, если бы ты встала у меня на пути, я бы тебя пристрелил.
– А может, я бы первой вас пристрелила.
– Возможно, – грустно сказал Массагуэр. – Ты, как я погляжу, человек опасный.
Глаза Мерседес задержались на его украшенной бриллиантом и двумя рубинами булавке для галстука. Сам галстук был шелковым и блестел, словно лазурное море.
– Правда? – проговорила она. – Вы в самом деле пристрелили бы меня?
– Безусловно. Если бы ты пришла отнять то, что принадлежит мне.
– Но вам ничего не принадлежит. Вы и ваша семья награбили свое добро у народа.
– Это весьма сомнительный аргумент, – отрезал он. – Однако, если народ действительно так считает, пусть попробует что-нибудь отобрать у меня. Если, конечно, хватит сил.
– Хватит!
– Сомневаюсь. – Массагуэр наклонился вперед. С тех пор как она видела его в последний раз, его лицо стало еще более суровым. – Позволь дать тебе один маленький совет, Мерседес. Всегда как следует думай, прежде чем встать на чью-либо сторону. У нас армия, флот, авиация. В Африке находятся подчиняющиеся нам дивизии Марокканских войск – это десятки тысяч самых отчаянных в мире воинов. На нашей стороне все пушки, все танки, все самолеты. У нас есть корабли и подводные лодки. Но, главное, у нас есть деньги. А именно деньги-то и выигрывают войны. И, кроме того, за границей у нас есть могущественные друзья, готовые в любую минуту прийти нам на помощь. Может быть, ты еще не доросла, чтобы все это понять?