Песнь об Ахилле
Шрифт:
— Да, — я сжал его руку. — Разумеется. Я же не безумец. Просто напугаю их, и все. — Я пришел в возбуждение от этой мысли. Наконец виден свет в бесконечном мраке его ярости и гордыни. Я спасу людей, и спасу его от него самого. — Позволишь?
Он колебался, зеленые глаза вперились в мои. Затем, очень медленно, он кивнул.
Ахилл опустился на колени, застегивая на мне доспехи, пальцы его были столь быстры и легки, что я почти не мог уследить за тем, как он завязывал, подтягивал лямки и ремешки. Он надевал на меня предмет за предметом — бронзовые нагрудник и наголенники, туго облегшие мое тело, кожаный поддоспешник. Проделывая все это, он не прекращал тихо и настойчиво наставлять
— Будет совсем не так, как было раньше, — сказал он. — Когда там был я.
— Знаю, — я пожал плечами. Тяжелые доспехи неотвратимо давили на плечи. — Чувствую себя Дафной, — сказал я ему. Он не улыбнулся, только подал мне два копья, наконечники их ярко сверкали. Я взял их, кровь начинала шуметь у меня в ушах. Он еще говорил что-то, советовал, но я уже не слышал. Слышал лишь нетерпеливое биение своего сердца. — Скорее, — помню, сказал я.
Последнее, шлем, укрывший мои темные волосы. Он повернул ко мне бронзовое зеркало. Я смотрел на себя в доспехах — зрелище было знакомым, словно собственные руки, прорезь шлема, серебристый меч на поясе, бляхи кованого золота. Все так безошибочно, помимо воли узнаваемо. Только глаза были моими собственными, темными и большими, чем у него. Он поцеловал меня, перехватывая мое дыхание своей сладкой теплотой. Потом взял меня за руку и мы вышли к мирмидонянам.
Они были уже построены, вооружены и выглядели неожиданно грозно — ряды, закованные в сверкающий, как крылышки цикад, металл. Ахилл провел меня к колеснице, запряженной его тройкой — не покидай колесницу, не мечи копья, — и я понял, что он боится, что я выдам себя, если ввяжусь в бой. — Все со мной будет хорошо, — говорил я ему. И отвернулся, устраиваясь в колеснице, пристраивая копья и стараясь встать устойчиво.
Ахилл бросил несколько слов мирмидонянам, махнув рукой в сторону дымящихся корабельных палуб, черный пепел от которых летел к небесам, человеческая масса, клубившаяся подле них. — Верните мне его невредимым, — сказал он им. Они закивали и заколотили копьями о щиты в знак согласия. Автомедон встал впереди меня и разобрал вожжи. Все мы знали, отчего колесница была необходимостью — побеги я просто по берегу, и меня невозможно будет выдать за него.
Кони зафыркали и дернули, чувствуя руки колесничего. Колеса вздрогнули, я пошатнулся и копья мои стукнули друг об дружку. — Разбери их, — сказал он. — Так будет проще. — Все ждали, пока я неловко переложил одно из копий в левую руку, при этом задев собственный шлем. Пришлось потянуться поправить его.
— Все будет хорошо, — сказал я им. И себе.
— Готов? — спросил Автомедон.
Я бросил последний взгляд на Ахилла, стоящего у своей колесницы, почти в растерянности. Дотянулся до его руки, и он схватил мою. — Будь осторожен, — сказал он.
— Буду.
Хотелось еще много чего сказать, но тогда мы этого не сделали. Будет, думали мы, еще время поговорить, вечером, завтра, и еще целые дни после того. Он отпустил мою руку.
Я повернулся к Автомедону. — Я готов, — сказал я ему. Колесница покатилась, Автомедон направлял ее к плотной полосе песка у заплесков наката. Я ощутил, как мы достигли ее, колеса выровнялись и колесница покатилась легче. Мы повернули к кораблям, набирая скорость. Я ощущал, как ветер бьет в шлем, в его гребень, и знал, что конский волос его летит за мной по ветру. Я поднял копье.
Автомедон пригнулся, чтобы меня увидели первым. Песок разлетался из-под колес, а позади нас бежали мирмидоняне. У меня
Еще две сотни шагов пронеслись под колесами, впереди были корабли и войска, головы повернулись в нашу сторону и ноги мирмидонян били слитно били в песок позади нас. Я задержал дыхание и расправил придавленные моими — нет, его, — доспехами плечи. И, высоко подняв голову, я воздел копье, уперся ногами в боковины колесницы, молясь, чтобы мы не наехали на кочку, что могла вышвырнуть меня, — и закричал, и дикий леденящий вопль потряс все мое существо. Тысячи лиц, греческих и троянских, обратились ко мне, полные ужаса и полные радости. И с грохотом мы оказались среди них.
Я снова закричал, имя его вырвалось из моей глотки, и я услышал ответные крики сражающихся греков, звериный вой надежды. Троянцы перед нами начали разбегаться во все возрастающем ужасе. Я победно оскалился, кровь закипела в моих жилах, злобная радость обуяла меня, когда я увидел, как они бегут. Однако троянцы были храбры, и далеко не все из них побежали. Рука моя, сжимающая копье, угрожающе поднялась.
Должно быть, дело было в доспехах. Или в том, что я годами наблюдал за ним. Но плечи мои и все тело утратили привычную колеблющуюся неуклюжесть. Я словно стал выше, сильнее и ловчее. И, не успев подумать, долгим, сильным движением я метнул копье в грудь троянца. Факел, что он готов был швырнуть в корабль Идоменея, выскользнул из его руки и зашипел на песке, а тело завалилось назад. Истек ли он кровью или разбил голову, я не видел. Мертв, подумал я.
Губы Автомедона двигались, а глаза широко раскрылись. Ахилл не хотел, чтоб ты сражался — думаю, именно это он сказал. Но другое копье уже было в моей руке. Я могу это. Кони рванулись вперед и люди разбежались с нашего пути. И снова это ощущение, полное спокойствие, мир замер в ожидании. Взгляд мой углядел троянца, я метнул копье, ощутив, как дерево древка скользнуло по большому пальцу. Он упал с пробитым бедром, мой удар, как я знал, разбил кость. Второй. Все вокруг выкликали имя Ахилла.
Я сжал плечо Автомедона. — Копье! — Он колебался мгновение, потом натянул вожжи, замедлившись, так чтоб, перегнувшись за борт колесницы, я смог выдернуть копье из тела упавшего. Древко словно само легло в мою руку. И взгляд мой уже искал следующую жертву.
Греки включились в нашу гонку — Менелай убил кого-то возле колесницы, один из сыновей Нестора простер копье перед моей колесницей словно на удачу, прежде чем метнуть его в голову одного из троянских царевичей. В отчаянии кинулись троянцы к своим колесницам, спеша отступить. Меж ними бежал Гектор, вопя о том, чтоб соблюдали порядок. Он достиг своей колесницы и повел людей к воротам и по узкому мостику, перекинутому через ров, на равнину.
— Вперед! За ними!
На лице Автомедона отразилось колебание, но он подчинился, поворачивая коней в погоню. Я вытянул еще несколько копий из мертвых тел, трупы какое-то время волоклись за колесницей, прежде чем мне удавалось выдернуть наконечник — и помчал вдогонку колесницам троянцев, которые неслись к воротам города. Я видел, как озирались возницы, в ужасе, в ярости, на подобное фениксу восстание Ахилла из поглощавшей его пучины гнева.
Не все лошади были столь же послушны, как кони Гектора, и много колесниц, влекомые взбесившимися, понесшими животными, валились в ров, выбрсывая своих возниц. Мы преследовали их, богоравные кони Ахилла мчались, едва не летя над землей. Мне нужно было сдержать, остановить их, потому что многие троянцы уже скрылись за стеной. Но за мной мчались греки, выкликая мое имя. Его имя. И я не остановился.