Песнь победителя
Шрифт:
«А кому шоколад надоест кушать – тот для разнообразия может хлебушка попробовать», – продолжает Багдасарьян философским тоном, листая журнал дальше. – «А какая уйма хлеба – прямо с картинки вперёд прёт».
Капитан с видом эстета откидывается назад и ещё раз любуется картинкой. Внезапно он рывком наклоняется вперед и восклицает: «А-а-ага! Хлебушек ты мой родненький. Бока-то у тебя проваленные. Кто из немцев в плену был, тот этот хлебушек сразу узнает. Разве можно такую картинку немцам показывать».
Я встаю из-за своего стола, вхожу в
На переднем плане показана целая гора свежевыпеченного хлеба. Кирпичики, действительно, знакомые – с проваленными боками. Значит внутри сырое липкое тесто-лепух.
Когда на фронте солдатам выдавали сухари из этого хлеба, то их невозможно было разбить даже прикладом. Капитан Багдасарьян, наконец, нашёл что искал. Если кого можно ввести в заблуждение экспортной пропагандой, то только не советских людей. У нас особый нюх к сталинской кухне.
«А вот хорошие автомобили,» – продолжает капитан созерцательно – «комфортабельный лимузин „ЗИС“, пущенный в массовое производство на московском автозаводе имени Сталина», – читает он подпись под фотографией.
«Как вернусь домой – обязательно куплю себе „ЗИС“. Немного вот только денег подсобрать придётся. Сколько это будет?, – он берётся за логарифмическую линейку. – „Старый «ЗИС“ стоил 29.000.
Новый, говорят, стоит 50.000. Если я с женой будем вместе работать и экономить, то по сто рублей в месяц можно отложить. В год это будет 1.200. За десять лет – 12.000. Получается всего сорок лет с хвостиком».
«Тут, кажется, всё в порядке», – капитан ещё раз изучает фотографию. – «Только вот физиономия у рабочего угрюмая. Не догадался ему фотограф какую-нибудь чертовщину на пальцах изобразить, чтобы тот засмеялся. А, в общем, вполне уютно. Как это ещё ковры по цеху не положили».
«А знаешь – с коврами, действительно, фокусы можно делать», – подаёт голос Компаниец – «У меня один знакомый был, слушатель Военной Академии имени Сталина. Так к ним раз нагрянула какая-то иностранная делегация с визитом, не то персидская, не то турецкая.
Решили перед азиатами лицом в грязь не ударить. Те входят – а кругом по коридорам сплошь ковры. Как в гареме. Куда они не пойдут – везде ковры. Пока они идут за ними эти коврики позади сворачивают – и бегом по чёрной лестнице наверх. Пока они первый этаж кончают – те же ковры на втором этаже раскатывают».
Багдасарьян берёт свежий номер «Теглихе Рундшау» и небрежно перелистывает. По всей его манере видно, что он не ожидаёт найти там что-либо интересное.
«Ничего нового», – говорит он. – «Половина перепечатана с „Правды“, а фамилии авторов немецкие». В это время дверь в комнату наполовину приотворяется и в щель показывается голова нашего шофёра Василия Ивановича. Увидев, что атмосфера в комнате безопасная, он безбоязненно появляется на пороге.
«Гутен морген!» – приветствует
После пяти лет солдатской лямки, когда, всё общение с офицерами заключалось в отдании чести, эта возможность простой человеческой близости доставляет ему глубокое удовлетворение. Василий Иванович осторожно усаживается на кончик стула около двери.
Капитан Багдасарьян продолжает листать газеты. Присутствие нового человека заставляет его отказаться от своего любимого занятия – поисков, ляпсусов и ошибок в работе полковника Кирсанова. Для него это такой же спорт, как для других решать ребусы и кроссворды.
Для нас, советских офицеров в Германии, «Иллюстрирте Рундшау» играет роль самого весёлого и развлекательного юмористического журнала. Здесь можно и посмеяться и одновременно прочитать кое-что между строк, чего не найдешь в советских газетах. Теперь, после вторжения Василия Ивановича, приходится переменить пластинку.
«О! Даже Троцкого вспомнили», – говорит капитан, обращаясь к лейтенанту Компаниец. – «Глянь, Семён Борисович. Что это, собственно, такое – перманентная революция?» «Да какие-то там тактические расхождения», – отвечает лейтенант неохотно. Он углубился в учебник немецкого языка и старается не обращать внимания на окружающее.
«Ну, да – тактические расхождения», – отвечает за него Василий Иванович. – «Один говорит – давай ломиться спереди, а другой – нет, давай сзади. Один говорит – давай сегодня, а другой – нет, давай завтра. Это даже в „Кратком Курсе“ написано, товарищ капитан», – делает он ссылку на учебник ВКП(б), чтобы придать веса своим словам.
«Что-то я не помню, чтобы там так было написано», – осторожно замечает Багдасарьян.
«Там ещё про „ножницы“ было написано. Знаете что это такое? По крестьянскому вопросу».
«Не помню…»
«Это тоже Троцкий с товарищем Сталиным спорили», – Василий Иванович стрижет в воздухе пальцами. – «Один говорит – мужика нужно стричь, а другой говорит – церемониться нечего, можно брить. Так все и спорили – стричь или брить. Я вот только не понял, кто хотел брить, а кто стричь».
Капитан делает вид, что не слышит его слов.
«Да, всё тактические расхождения. После Николашки трон пустой остался», – бормочет экс-солдат и начинает играть своей шляпой, насаживая её то на одно колено, то на другое – «Каждому влезть хочется… Говорят, когда товарищ Ленин умирал, то завещание оставил. Вы не слыхали, товарищ капитан?» «Нет».