Пифей

Лаллеман Фердинан

Я приказал идти средним ходом. Левк стоит на носу и всматривается в воду. Венитаф под акростолием указывает курс кормчим. Все звуки - шорох скользящих в скалмах весел, перебранка гребцов, которые, толкаясь, занимают свои места на скамьях, - приглушены ватным туманом. Киан спрашивает, не хочет ли кто вина, келевсты отдают приказы и ведут перекличку, кто-то бранит запоздавшего товарища. Потом начинает звучать тамбурин. Вначале шелест, затем дробь и первый удар - все ли готовы?
– ритмическая дробь, объявляющая о начале гребли, второй удар и, наконец, волнующий сердце нерасторопный мощный рокот. Мне никогда не надоедает плеск, когда весла разом ударяются о поверхность воды. Я сидел

на верхушке мачты, пока насмешливый голос Венитафа не спросил, не собираюсь ли я там свить себе гнездо. Я нехотя спустился на палубу и словно окунулся в атмосферу тоскливого ожидания.

Полдень по песочным часам. "Артемида" ползет в густом тумане. Малый ход. Ветра нет. Я велел спустить рей и уложить носовую мачту на палубу, чтобы не повредить ее в случае столкновения с чем-нибудь [74]. Венитаф и Левк стоят на носу, от ледяного тумана слезятся глаза.

Келевсты приказали гребцам петь, чтобы те не теряли бодрости духа. Их голоса доносятся словно из преисподней. Я сменил Венитафа. Мы идем неизменным курсом, ориентируясь по более светлому куску неба, где, похоже, находится солнце.

Шестой час после полудня по песочным часам. Венитаф, снова сменивший меня на носу, кричит: "Впереди светлей!" И добавляет: "Налегай на весла!" Как только Левк по звуку тамбуринов понимает, что гребцы увеличили ритм, он хватает его за плечо и показывает: "Нет!" Я приказываю перейти на малый ход и бегу на нос.

– Ис!
– изрек сканнский лоцман.

Восьмой час после полудня по песочным часам. (Невозможно рассчитать часы смены вахт.) "Артемида" пробирается среди непонятного вещества, которое я назвал "морским легким". Это не твердый лед, и не воздух, и не вода. Оно напоминает медуз Внутреннего моря. Нос с легкостью раздвигает это мягкое вещество. Левк весьма обеспокоен, его обычно невозмутимое лицо подергивается. Он повторяет: "Ис! Ис!", показывает на след корабля и делает знаки, что пора возвращаться.

... Он рассказал о Туле и об областях, где нет более ни земли, ни моря, ни воздуха, а лишь какое-то вещество, представляющее собою смесь всего этого и похожее на "морское легкое"; там, говорит Пифей, земля, море и все остальное колышутся в воздухе, и это вещество является как бы связью всех элементов: по нему невозможно ни пройти, ни проплыть на корабле. Что касается этого "морского легкого", то Пифей утверждает, будто видел его самолично, все же остальное он передает по слухам.

Страбон

"Морское легкое" словно дышит под ужасающе медленным движением Океана. Весла тяжелеют, опускаясь в воду, не похожую ни на снег, ни на лед.

Середина того, что в Массалии было бы ночью. Мы двинулись обратно.

Мое тело до сих пор ощущает силу удара, потрясшего "Артемиду".

Когда солнце появилось во всем своем блеске, я велел воздать благодарственную молитву Фебу-Аполлону и Артемиде за то, что они позволили нам полюбоваться ярким светилом в разгар ночи, которая в настоящий момент царит в Массалии. Казалось, нос корабля вонзился в облако, упавшее прямо с синего неба на становившееся все более плотным "морское легкое". Я не отсчитал и двадцати ударов тамбурина, когда страшной силы удар сбил нас с ног. Быстро вскочив, я побежал на нос, где стояли бледные как смерть Левк и Венитаф, оцепеневшие, у ног бронзового изваяния Артемиды.

Таран вонзился в громаду голубого льда, и Артемида опустила правую руку, державшую стрелу за оперение, так что ее наконечник указывал теперь на застывшее море [75].

– Пора останавливаться!
– воскликнул я.
– Этого требует Богиня.

И

бросился на колени, умоляя Брата и Сестру отпустить нас в Массалию.

– Назад! Поворачивай назад!
– приказал я Ксанфу, подошедшему узнать, что случилось.

Корабль освободился ото льда и вышел на чистую воду. Я развернул его носом на полдень. Через разрывы тумана, насколько охватывал глаз, виднелись тянувшиеся во все стороны сплошные льды.

– Мюир Кроним!
– воскликнул Левк.

– Замерзшее море!
– перевел Венитаф.

– Богиня повелела возвращаться, она запретила приоткрывать завесу над тайной Брата.

И тогда Левк произнес неожиданные слова, тут же переведенные Венитафом:

– Богиню нельзя изображать в виде девы с луком. Почему ты считаешь, что богиня выглядит юной девой? Боги населяют море, небо, лед, но откуда вы знаете, что у них человеческие лица?

И я снова подумал, что мы зря называем этих людей варварами. Варвары мы, потому что видим в богах свое подобие. Боги есть боги. Если мы верим в их существование, им надо придавать какой-то облик. Разве Артемида не проявила себя, взмахнув рукой изображающей ее статуи? Или ее жест вызван лишь слабостью бронзы в плече? Наверное, но движение руки подействовало на ход нашей мысли - мы решили, что боги остановили нас.

Восемьдесят четвертый день путешествия.

Туле. "Артемида" снова стоит под защитой скал в заливе. Проверив бронзовый таран и крепость руки в новом положении, тщательно осмотрев деревянный набор корабля, чтобы выяснить, не пострадал ли он от удара, я велел отблагодарить богиню-покровительницу за то, что она позволила нам достигнуть цели путешествия.

Я принес жертву Посейдону, бросив в море две амфоры, и велел жечь благовония перед статуей Артемиды целый день.

Я спросил у Левка, какой держать курс, и он показал на восход со словами:

– Сканны! Берги! Нориго! Ба-Алтия, А-баало!
– Лоцман извлек кусочек желтого янтаря и указал на свои меховые одежды.

Я пытался расспросить Левка про Танаис, но он не понял меня. Удовлетворив свою жажду знаний и насладившись созерцанием Трона Солнца, пора приступать к выполнению поручения торговцев Массалии. Окажусь ли я на высоте?

– Отплывать надо завтра, - сказал Левк.- Поднимается ветер из Страны мертвых!

Восемьдесят шестой день путешествия. В море. У меня по-прежнему перед глазами острова в виде кубов и высокие белые конусы.

Гребцы отдыхают, нас несет ветер и подталкивают в корму огромные волны. Нос режет пенистые барашки волн. Теперь путь нам указывает стрела Артемиды. Откроет ли она нам тайну дороги в Танаис и позволит ли вернуться в Массалию вокруг обитаемого Мира?

Восемьдесят седьмой день. В море. Та же погода, та же скорость. Работают только кормчие. Гребцы спят или играют в кости. Некоторые вернулись к привычным, на время прерванным занятиям. Бриар плетет сеть, Агафон нанизывает на нитку ракушки - получится красивое ожерелье. Ксенон полирует найденные в Туле камушки. Я иногда прислушиваюсь к их разговорам они гордятся тем, что увидели бесконечный день, но не понимают, как я догадался о его существовании. Их волнует загадка "морского легкого" и замерзшего моря. Меня мучит неизвестность. Что лежит за замерзшим морем? Мне едва удалось разглядеть льды, похожие на те, что лежат в Альпах или Авеннионе зимой. Здесь льды устилают море, и жизнь должна быть ужасной, когда наступает бесконечная ночь. Тщетно пытаясь расспросить Левка, я почувствовал, что это запретная тема - об этом говорят со страхом из боязни навлечь гнев богов. Здесь - царство бога Медведя и бога Тюленя, где никто не решается плавать.