Письма (1870)
Шрифт:
"...Этого одного я не могу изменить! А остальное - делайте что угодно, многоуважаемый Федор Михайлович, только примите к сведению и мои заметки, и в сих поправках я Вам верю и, что Вы по сему законно учините, спорить и прекословить не буду!
Не шутя, я прошу еще пощады всем конечным монологам! Не хочется мне их уменьшать".
Это буквально выписка из Вашего письма от 27 июля. Потом ни в одном письме Вашем Вы не брали позволение поправок назад. Если уж так выражаетесь: "Прошу пощады всем конечным монологам", - то, значит, на большие выправки согласились. Что же Вы теперь-то мне пишете?
Я в моих
Но всё это теперь невозможно. Мог ли я знать заране, что Вы, доверивший мне поправки после всего, что я Вам так ясно и прямо об Вашей драме написал, - закричите при первой ничтожной поправке. Знал бы - так, конечно, и не начинал бы печатать. Я совсем иного человека видел из Ваших писем.
Что значит выражение "под видом"? "Не желаю, чтоб мою драму портили под видом поправок". Что ж, я исказил, по-Вашему, умышленно, скрываясь под каким-то видом? Я поправлял по совести, но Вы что-то подозреваете. Чем же объяснить слово под видом? Желая Вам зла, может быть? И всё это после бывших-то фактов! Да кто же этому поверит? И Вы думаете, что ничего писать такие обиды? Неужели Вы меняете людей из первой досады, как старые сапоги, и так быстро способны подумать злое о человеке, которого вчера считали своим? (Письма-то Ваши налицо.)
Вы спрашиваете самым неделикатным языком: "почему я не высылаю Вам драму". А почему Вы мне не отвечали? Я ждал ответа. Я написал Вам весьма ясно, предлагая Вам самому исправить Вашу драму: "Рукопись не высылаю, предполагая, что у Вас есть черновая или список. Но если нет - напишите, и тотчас вышлю". Зачем же Вы не написали? Я всё ждал и именно думал, не получая ответа, что у Вас оказался список. Могли прислать открытое письмо с двумя строчками, и тотчас бы выслал. Ну зачем, скажите, мне Вашу драму удерживать вопреки Вашему желанию? Оставил же я ее до Вашего ответа единственно потому, что ждал возвращения в Петербург одного человека, мнение (4) которого я очень ценю и которому Ваша первая драма нравилась. Я хотел спросить и его совета.
Что значат такие фразы с подчерками:
"Я доверил Вам единственный экземпляр рукописи "Падения", и Вы, как честный человек, обязаны возвратить его!"
Я не понимаю этого тона; не могу понять и теперь, даже от Вас. Что значит: доверил? Вы просто прислали рукопись: напечатать или нет, как все присылают. К чему воззвание к (5) честному человеку? Да зачем, скажите, я стану ее держать? Я вовсе не считаю ее за драгоценность и слишком ясно Вам об этом писал. Да и драгоценность ни за что не стал бы держать после того, что из-за (6) нее перенес!
Р. S. Я вполне желаю, чтоб Ваша драма имела полный успех (на сцене, например). Последнее пожелание! (7)
(1) далее было: попрекать
(2) ранее было: этим
(3) вместо:
(4) в подлиннике описка: мнением
(5) было: как
(6) было: от
(7) текст: Р. S. Я вполне ... ... пожелание!
– вписан на полях
498. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ
14 сентября 1873. Петербург
Любезный друг Коля,
Если пришлешь ко мне Наталью, то у меня есть для тебя руб. 10 на случай, если ты нуждаешься или нездоров. Я тоже болен и очень занят. На прошлой неделе лечился и не выходил из дому, был в лихорадке.
Обнимаю тебя, голубчик.
Твой Ф. Достоевский.
14 сент<ября>/73.
499. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
15 сентября 1873. Петербург
Люб<езный> Александров, вместо 250 строк я написал, кажется, до 500. Уменьшить ничего не могу. Как же быть? Непременно надо найти место и решить поскорее. Выбросить статью всегда можно, но можно ли при этом сохранить и прежнее расположение? Вынув, например, "Железные дороги"?
Если же нельзя, то есть: "Еженед<ельная> хроника", "Иностранные события", "Петербургское обозрение" и т. д., то нельзя ли мою или Пуцыковичеву статью пустить в другом месте?
Одним словом, поймите, что я непременно должен Вас видеть. Приезжайте на извозчике, я заплачу. Как хотите, нельзя иначе.
В<аш> Достоевский.
15 сентября.
На обороте: Г-ну Александрову.
Очень важное.
500. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
16 сентября 1873. Петербург
Люб<езный> Александров, я из корректуры кое-что исключил, но, полагаю, не нарушил Ваших расчетов. И в этом виде более 400 <строк>.
Все вычеркнутые строки исключить непременно.
Прошу Вас очень доставить прилагаемую при сем записку князю. Очень нужное.
Ваш Достоевский.
(Я поправлял по князевой же корректуре.)
501. M. П. ФЕДОРОВУ
19 сентября 1873. Петербург
Петербург, 19 сентября/73.
Милостивый государь Михаил Павлович,
Простите великодушно, что слишком долго не отвечал Вам. Сначала, после первого письма Вашего, отметил было места в комедии, чтоб их хоть капельку поправить; но всё был в раздумье и не решался. А потому и медлил ответом. Теперь же, после второго письма Вашего, был болен и даже лежал, а между тем должен был исполнять и занятия по редакции, так что до сих пор почти не было минуты, чтоб Вам ответить.
Вот что скажу я Вам окончательно: я не решаюсь и не могу приняться за поправки. 15 лет я не перечитывал мою повесть "Дядюшкин сон". Теперь же, перечитав, нахожу ее плохою. Я написал ее тогда в Сибири, в первый раз после каторги, единственно с целью опять начать литературное поприще, и ужасно опасаясь цензуры (как к бывшему ссыльному). А потому невольно написал вещичку голубиного незлобия и замечательной невинности. Еще водевильчик из нее бы можно сделать, но для комедии - мало содержания, даже в фигуре князя, - единственной серьезной фигуре во всей повести.