Плачь, Алиса
Шрифт:
– На этот вопрос я не могу дать точного ответа, но ты не права! Твоей бабушке не всё равно, что с тобой происходит. В том состоянии, в котором ты была после пожара в вашем доме… Она очень беспокоилась…
– Доктор Шортнер, если бы она за меня беспокоилась, то взяла бы под личную опеку в свой роскошный дом. А она подыскала самое отвратное жильё в районе, с кухней и ванной в одной комнате! Поначалу, даже после смерти родителей и сестры, она обо мне заботилась. Так, как считала нужным и достаточным. Однако вскоре она очень резко охладела ко мне, отреклась. Хотя, не будь её, я бы, наверное, изобразила сумасшествие или убила кого-то, чтобы не оказаться на улице. В этом смысле
– Что ты имеешь в виду?
– Вас часто гнобили родители? Нет – не подумайте, будто я рада тому, что их у меня нет. Просто, судя по рассказам школьников, родители постоянно опекают, ограничивают или даже бьют своих детей. А я… Няня ко мне заходила три-четыре раза в неделю принести еды и приготовить что-нибудь. Я была предоставлена сама себе, и это было… хорошо. Я была свободной и сейчас свободна! Делаю что захочу. И, что странно, я не стала публичной девкой и не пропила своё имущество. Я читаю книги, серьёзные книги, не таскаюсь ночью по подворотням, ища опиум. Ведь на путь саморазрушения ступают лишь те, кому есть что терять. У меня с того дня ничего не осталось, кроме фамилии и формальной бабушки. Вот я сама и вступила на путь разума. Я – разумный и свободный человек! Этого я не променяю ни на периодические побои опекунов, ни на парня, который всё время так и норовит залезть тебе под юбку, а потом смыться. Скажите, разве это плохо?
– И всё же я не согласен с тобой.
– Скажете, что я не права?
Шортнер снял пенсне со своего носа:
– Отношения с мальчиками – это хорошо, а родители должны быть у всех.
– В мальчиках я не нахожу нужды, да и они во мне тоже… Но знаете, доктор, я невольно ловила себя на мысли: вот если бы родители и сестра вдруг вернулись, изменилась бы моя жизнь к лучшему? Мама, наверно, сразу стала бы меня вылизывать и прихорашивать, как кошка котёнка. Папа стал бы уговаривать меня встречаться с сыном его партнёра по работе – хилым уродцем или безмозглым, вонючим бугаём. А сестра стала бы выпроваживать меня из дому, чтобы я не мешала её «личной жизни». Даже и не знаю, хорошо ли мне было бы жить в нормальном мире? – В её голос вновь вклинились нотки дрожи. – Как думаете, то, что я сказала, ненормально?
– Тебе тяжело – давай сменим тему.
– Хорошо.
– Скажи, у тебя есть планы на будущее?
– Пока только один – разобраться с одной идеей.
– Страна Чудес. Из-за чего тебе кажется, что она тебе угрожает? Это хороший детский сон…
– Мистер Шортнер, вы хотите умереть?!
Алиса, уже почти плача, не смогла сдержаться и открыла все свои карты перед доктором, сама не вполне понимая почему. Как ни странно, внешне она была спокойна, но при этом её пальцы медленно и сильно впивались в подлокотники кушетки…
– Из-за чёртова пожара я места себе не находила! Это случилось как раз на следующую ночь после того сна! Это… что-нибудь да значит! Я уже затыркала себя всякими приметами: мечтать нельзя, воображать тоже… Если начала, то нужно сразу же остановиться и отключить мозг. Но избавиться от мыслей вообще – невозможно! Я бьюсь словно рыба об лёд! Человек без прошлого и будущего, который уверен, что стоит ему сказать «если бы», как он попадёт в чёртов волшебный мир. Но кто теперь погибнет после возвращения оттуда?! Бабушка, соседка, может, даже вы? А возможно, и я… Не могу позволить, чтобы умер ещё кто-нибудь! Но жутко трудно так жить – постоянно держа себя в узде!..
– Достаточно. Хватит! Успокойся! – засуетился Шортнер.
– И зачем я рассказываю всё это вам?! Незнакомому человеку со стороны? Выходит, что ближе незнакомца-неумехи
Девушка уже была на грани истерического припадка. Обивка на подлокотниках трещала по швам, а не очень длинные, но крепкие ногти Алисы исчезли в ткани.
– На сегодня хватит, иначе у тебя будет срыв! Иди домой, отдохни. Съезди за город, на природу.
Алиса, не говоря ни слова, встала с кушетки с абсолютно пустым и разочарованным взглядом и медленно пошла к двери, как вдруг в кабинет ворвался какой-то парень со светлыми волосами, лет десяти, и пропищал:
– Давай иди отсюда, психованная! Теперь моё время. Доктор, я проткнул вилкой руку младшей сестрёнке, и меня привели сюда. Представляете?! Даже не выпороли!
– Сэм! – Доктор Шортнер поборол возмущение. – Тебя ко мне приводят уже в пятый раз. Неужели тебе нравится всё это?! – немного смущённо пробормотал он. – У меня уже нет времени заниматься тобой сегодня. Уходи.
– Правда?! Отлично! – крикнул парень и выбежал из кабинета…
– Вот он – тот гадёныш! – Алиса вскочила с кровати. – Он тогда проследил за мной, а потом кинул мне в окно тот кирпич! Это всё мерзкий ребёнок!
3. Глупая ненависть
«Эти дети! Всегда их ненавидела! Они делают с тобой что захотят. Бьют, обзывают, издеваются. А потом, когда приходит время нести ответственность за сделанное, они округляют свои невинные глаза и говорят что-то вроде: „Я нечаянно. Я больше не буду. Давай мириться“, но через десять минут эта мелочь пузатая заводит свою шарманку снова. А самое отвратительное – это когда после твоей воспитательной беседы они, заплаканные, бегут за помощью к взрослым и, даже если им не было больно или неприятно, всё равно ябедничают!
Взрослые в своей вечно поучительной манере кричат: „Я тебе дам! Нельзя так делать! Нельзя бить младших!“ А если я младше, то: „Вообще нельзя драться! Надо решать всё словами!“ Но даже если в ход не идёт грубая сила: „Такого не говорят воспитанные и взрослые люди“. Для всех своих промахов взрослые всегда находят оправдание – даже самое нелепое или бессмысленное. Так и хочется сказать: „А может, лучше вам отвести своего обалдуя подальше от меня? Если он на меня лезет, я должна защищаться, иначе вырасту размазнёй, раз меня оскорбляет любая шушваль! Может, лучше вам самим надо сделать его умнее, а не говорить мне, чтобы я была умнее него? Не смейте говорить мне, что я виновата в ВАШЕМ неправильном воспитании! Нужно решать всё словами?! Ваши слова не очень-то действуют, а от моих у них уши сворачиваются в трубочку!“. Ещё ужасно то, что, когда ты решаешь поступить „правильно“ и жалуешься взрослым на поведение другого ребёнка, они твердят: „Потерпи немного – не умрёшь. Я занят. Разберитесь сами“. Ага. Так разберусь! А после этого опять бормочут нравоучения.
Этим поганцам всё сходит с рук, но не сегодня! Найду и, если захочу, выпорю того мальчишку перед зданием парламента! А если его родители возмутятся – плюну им прямо в лицо! И пусть только попробуют что-то мне сделать! Поглядим, как они соблюдают своё правило „Старше – значит умнее“».
Алиса собралась с мыслями. Она отвязала кусок бумаги с тем рисунком и надписью от кирпича и сунула его в карман своего передника как доказательство и напоминание. Потом зашла на кухню и взяла нож со стола. Она крепко, двумя витками, обвязала резинкой, вырезанной из белья, правую ногу, прикрепила верхний виток резинки к своему нижнему белью с помощью подтяжек для чулок, втиснула туда нож остриём вниз и прикрыла всё платьем. Она и раньше делала так, когда понимала, что в этом есть необходимость.