Пленница Лютого
Шрифт:
И не важно, даже если бы это сплошная правда – почему она другим верит? Только упреки и вопросы постоянные, словно я не могу со своей жизнью разобраться.
Затягиваюсь, чувствуя облегчение. Стряхиваю пепел в железную банку и открываю маленькое окошко, чтобы дым не шел. Все соседи здесь курят, но привлекать внимания не хочется. Рассматриваю обвалившуюся плитку, делая ещё одну затяжку. Неплохо нервы успокаивает. Ещё пару минут и смогу к маме вернуться.
– Угадай, чем я эту сигарету заменю?
Я резко перевожу взгляд, словно
– Угадай, куда я пошлю тебя прежде, чем ты попытаешься? – выпускаю облако в потолок.
– Нарываешься.
– Ни разу. У меня свои заботы, Лютый. Я занята, встретимся позже?
– Нет. Я приехал за тобой, хочу наверстать упущенное время.
– Хоти дальше. Я подумываю тоже пропасть на пару дней, у меня очень плотный график.
Я горжусь тем, каким сдержанным остается голос. Никакого намёка на расстройство или обиду. Лютый всё понимает, но я сохраняю последнюю крупицу гордости.
А сама смотрю, не могу оторваться. В порядке, никаких следов на лице. Держится уверенно, легко, словно не пропадал на эти дни. Только усмешка не такая холодная.
Жив.
Живой.
В порядке.
Сердце выстукивает с этими словами, из меня выкачивает все переживания. Я игнорирую причины, но теперь так легко становится. Спокойно от того, что мужчина вернулся.
– Обиделась, Кристин? – поднимается ко мне, перехватывает мою ладонь, тянет к себе. Затягивается никотином из моих рук, царапает ладонь прикосновением губ. – Был занят.
– Теперь занята я. У меня разговор с мамой, ты не приглашен.
– Прекращай любить мне мозги, златовласка. Я не в настроении.
– Я тоже. Вот для Лёши я была бы свободна.
– Не понял.
Лютый хмурится, откровенно не понимает к чему я виду. Но не теряет время зря. Прижимает меня к подоконнику, набрасывает на плечи своё пальто, защищая от сквозняка, а руки скрещивает за моей спиной, не давая выбраться.
– Ну, помнишь наш разговор? Те скучные правильные мальчики, которые звонят после секса? А не наглые сталкеры, которые попользовались и исчезли, - прижимаю губами фильтр, чувствую вкус мужчины. – Как думаешь?
– Думаю, что за такое можно получить по заднице. После того, как все ушибы сойдут. Я не мог позвонить, Кристин. Я два дня ебался с похищением человека, оно тебе нужно было?
– Ты – что?!
– Шамиль предоставил нам свою квартиру, я ему услугу оказал. Не думай, он сам разберется. А я смог вернуться раньше запланированного.
– Ага.
Отворачиваюсь от мужчины, не позволяя поцеловать. Его губы скользят по моей щеке, кожу щиплет раздраженный вздох. Но я не поддаюсь, мне не нравится это.
Я…
Если я его жена, то могу требовать отчетов?
Сердце не бьется, когда я прямо об этом спрашиваю. Жду ответа, замирю в коконе смятения. Со мной творится неладное, а я всё пытаюсь
– Понял. Принял. В следующий раз маякну, чтобы ты не переживала.
– А я и не волновалась. Вообще. Ни капелькой.
– Смелой становишься. Нарываешься.
– И что ты сделаешь?
– Нагну тебя прямо здесь, напоминая, какой послушной ты умеешь быть.
Лицо обдает жаром. Внутри всё вибрирует в напряжении, ожидании решится ли на это Лютый. Во рту всё пересыхает от накатившего волнения. Я смотрю на мужчину, ловлю его ухмылку, втягиваю воздух, когда хватка крепнет.
Представляю, что он сделает первым делом. Поцелует или натянет мои волосы? А, может, усадит на ветхий подоконник. Или запустит пальцы под платье, добираясь до главного.
И только потом я вспоминаю, где мы находимся. Что нас в любую секунду могут застукать. Я поплыла лишь от фантазий, не подумала о последствиях. В кого он меня превращает.
– Лютый, я не буду делать это здесь! Кто-то заметит.
– А мы быстро.
– Мне к маме нужно, я не пойду вся в твоей сперме.
– Значит, отсосешь. Я пиздец тебя хочу, златовласка, всегда. Стань на колени и сделай мне хорошо. А потом я тебе отплачу.
– Нет. Я не стану.
– Не спорь со мной.
Мужчина не слышит меня, нажимает пальцем на мою губу, раскатывая слюну. А после давит на плечи, пытаясь направить меня вниз. Так легко, не сомневаясь в своей победе. Свой власть применяет, а я дергаюсь, глаза жжет от обиды.
– Хватит! – бью его по ладони, игнорирую злой взгляд. – Хватит обращаться со мной, как со шлюхой. Я…
– Стоять на коленях это быть шлюхой?
– Да. В старом подъезде, да где угодно. Ты просто берешь, получаешь желаемое, не думая обо мне. Я сказала «нет». Я не хочу… Я не позволю больше так, ясно? Других так используй, называй шлюхами.
– Я не называл, не предъявляй мне лишнего.
– Называл. Ты… Называл в постели.
– Блядь, нашла к чему прислушиваться, - Лютый убирает волосы с моего лица, наклоняется к уху. –Ты моя личная шлюшка, - шепчет легко, а потом кусает мочку, вызывая трепет. – И я люблю тебя ебать. Только тебя, златовласка. Я тебя, как угодно, назову, но это не отменяет простой истины. Ты моя, любая – моя. Откровенная, развратная, дикая. Ненормальная как я.
– Нет.
– Да. Вчера ты возбуждалась, когда я так говорил. Всё принимаешь, что я с тобой делаешь, просто себе боишься себе признаться. Но я готов предложит обратную сделку.
– Какую?
– На колени могу встать я.
Я пораженно молчу, в мозгах короткое замыкание, смысл не пробивается сквозь стену растерянности. А лютый задирает край моего платья, пробирается к лону. Потирает сквозь белье, словно подготавливая.
– Раз ты не хочешь сосать мне, то я тебе отлижу. Не большая разница. Я тебя в любой позе хочу.