Площадь диктатуры
Шрифт:
Котов даже пропел на разные мотивы, то повышая, то понижая голос, но, повторив в третий раз, вдруг спохватился: "Почему ЕЙ, то есть партии? Это, конечно, правильно, очень правильно, но там говорится и о народе: "слуга и сын народа". Значит, нужно писать: "ИМ! Неколебим я в преданности ИМ!" Только так надо в данном контексте - еще раз напомнить простым людям о том, что именно ПАРТИЯ - истинная защитница и надежда народа!
"А Шилов пропустил слово "ей". Бездарь! Ни до чего сам не додумается. Никому нельзя доверять, всех поправлять надо", - рассердился Котов.
– "Что касается пакостников, которые уродуют
Если бы Виктор Михайлович верил в телепатию и обладал даром чтения мыслей на расстоянии, то несказанно б удивился.
* * *
Павел Васильевич перешел в осмысленный контакт с окружающей средой сразу и бесповоротно. Мгновенно оценив обстановку, он понял, что до подъема осталось полтора часа, и только после этого вспомнил о вчерашнем разговоре.
"Значит, новое место службы. Хватил отсиживаться в районе - не мой уровень. Но рвать нельзя, на всякий случай нужно хорошо попрощаться с Котовым, зачем врагов наживать, - думал он.
– И все-таки жаль, что операцию прикрыли. Разработали замысел, спланировали с большой перспективой и вот прокол на мелочи. Впрочем, почему на мелочи? В нашем деле мелочей не бывает, да как часто об этом забываем, даже лучшие и толковейшие чекисты иногда забывают и ошибаются. Ошибаются, как минеры - всего один раз!"
И вдруг совсем некстати в голове подполковника отпелась дурацкая частушка, отпелась по-бабьи, с подвыванием и переборами: "Пока связист вертел катушку, чекист имел его подружку!".
От назойливого припева было трудно отвязаться, но он сосредоточился и по счету "три" рывком встал с кровати.
* * *
Час спустя хлопнула неплотно закрытая форточка, и в спальне Рубашкиных загудел ледяной ветер. Катя потянула на себя одеяло, но через несколько минут снова стало холодно.
– Закрой форточку, Петя, - попросила она, но тот что-то пробормотал и повернулся на другой бок.
– Опять нахлестался, бестолочь!
– выругалась Катя, но делать было нечего - поворочавшись, она встала и пошла к окну.
– Старуха, дверь закрой!
– неожиданно ясным голосом выговорил Рубашкин.
* * *
Горлов встал вместе с Ниной собирать дочку в школу. Только плеснув в лицо холодной водой, он проснулся окончательно.
"Как она сказала? Я тебя так люблю? Да, неважно, что, важно, как!" думал он и, глядя в зеркало, радостно улыбался.
– Представляешь, папочка, учитель по природе* сказал, что за восемь миллионов лет в недрах Земли ничего существенного не произошло, - глотая бутерброд, говорила Маша.
– И до сих пор никто не может понять, почему столько времени прошло, а ничего не случилось. Как ты думаешь, разве такое бывает?
– Вполне возможно. Они ведь недра, - рассеянно отвечал Горлов, и видя, что дочь не понимает, пытался объяснить: "Понимаешь, недра - это такие глубины, где никто никогда не бывал. Там нет ни одной живой души, даже червяков, только камни, глина и вода, о кое-где все горит, будто в доменной печи..."
* * *
К тому времени, когда Маша вышла из дому, очистившееся от туч небо налилось густой синевой, а выцветающие от близкого рассвета звезды угасали одна за другой. Заслоненный громадами серых зданий Восток наполнялся алым сиянием, обещая крепкий мороз с колючим
Конец 2-й части
Часть 3. Реализованное наложение
3.1. ВЫШЕ УРОВЕНЬ АНАЛИЗА ПРОЦЕССОВ!
В приемной председателя КГБ было светло и просторно - большой письменный стол помощника с казенной лампой под зеленым абажуром, сбоку приставная тумбочка с множеством телефонов, на стене - потемневший от времени портрет Ленина, а напротив вдоль всей стены вытянулась линия стульев, обитых бардовым бархатом. Тишину нарушал только постоянный шорох больших, в полтора человеческих роста немецких часов. Каждые четверть часа они гулко отбивали незнакомую мелодию, а когда стрелки сошлись на двенадцати, раздался скрип, со скрежетом распахнулась неприметная дверца, и выскочившее оттуда птичье чучело со вкусом откуковало положенное число раз.
Сурков не услышал ни звонка, ни зуммера, но помощник вдруг снял трубку одного из аппаратов, что-то коротко ответил и, положив трубку на место, вежливо предупредил:
– Товарищ Крючков выезжает со Старой площади, прибудет через восемь минут.
Вскоре через комнату прошел официант с подносом, накрытым белоснежной салфеткой, Сурков догадался, что Председатель уже у себя. Потом в кабинет зашли два сотрудника, пиджак одного из них был сильно помят и подмышкой топорщился. Они вскоре вышли; в мятом пиджаке шел сзади, а передний нес в руке потертый фибровый чемоданчик, прикованный к руке браслетом с никелированной цепочкой.
– Заходите, Алексей Анатольевич!
– пригласил помощник и, выйдя из-за стола, открыл первую из двух дверей кабинета.
Крючков держал по телефонной трубке у каждого уха, третья лежала на столе микрофоном вверх, и он говорил в три аппарата одновременно:
– Да, действуйте! Действуйте активно, но дружно и, главное, согласованно... Нет, старшего не назначаю, у каждого своя зона ответственности... Инициативу разрешаю, разрешаю любую инициативу, если на пользу делу... Да, шифровки будут отправлены, они уже в работе! И еще раз повторю: Центральный аппарат по возможности не вмешивайте, работайте согласованно друг с другом.
– Все!
– облегченно вздохнув, Крючков одну за другой положил трубки на место.
– ЗАС-селектор* на профилактике. Нашли, понимаешь, время, недовольно пожав плечами, объяснил он.
– Ты садись, в ногах правды нет, разговор будет долгим, спланирован на тридцать минут.
– Прибалтику озадачивал, - дождавшись, пока Сурков усядется, кивнул на телефоны Крючков.
– Кстати, твои соседи, поэтому введу в курс дела. Как ты знаешь, мы еще в восемьдесят восьмом году забили тревогу по ситуации. Сперва в Литве националисты закопошились, потом - в Латвии и, наконец, - в Эстонии. Тамошние группы "Хельсинки", которых в свое время не добили, уже не стесняются - открыто ставят вопрос о восстановлении независимости с возвратом к статусу на 39-й год. На Съездах народных депутатов талдычат об одном: дескать, нужно разобраться с договором Молотова-Риббентропа. Подавай им секретные протоколы и все! Избранники уши развесили: как же, белые пятна истории, сталинщина и все такое. Ну, как до этого кагала довести простую ясность, что история всем этим гарибальди - по глубокому барабану. Им от нас отгородиться, свои порядки реставрировать, а остальное трын-трава. Наши агенты пытались депутатам мозги прояснить, но их никто не послушал.