По острию ножа
Шрифт:
— Ох, до чего не люблю я эти слова! «Любой ценой!» — поморщился командир. — Сидят у меня в печенках.
— А что делать?
— Кликнем добровольца.
— Пожалуй.
Уничтожить невидимого стрелка, несмотря на опасность задания, вызвалось сразу несколько человек. Командир остановил свой выбор на том, кто вызвался самым первым. Это был командир стрелкового взвода, юный розовощекий лейтенант. Его глаза с такой мольбой смотрели на командира, что отказать ему было невозможно.
— Ты хоть лазать по горам умеешь?
— Специальную
— В учебном лагере?
— Ну да.
— Так ты из отряда Забайкальского ОМОНа? — что-то припомнил командир.
— Участник легендарного похода по чеченским тылам, — добавил заместитель.
— Он самый, — расплылся в улыбке лейтенант. — К нам в лагерь сам генерал Матейченков приезжал, он после учений сказал, что я прирожденный альпинист. Посоветовал после войны всерьез заняться этим делом…
— Ну, ежели сам генерал Матейченков… — протянул командир. — Тогда тебе, товарищ лейтенант, и в самом деле отказать невозможно.
— Спасибо, товарищ майор!
— Стой! Куда ты бежишь поперед батька в пекло?
Заместитель грубовато добавил:
— Не спеши, без тебя похороны не начнутся.
— Повтори боевую задачу, лейтенант, — произнес командир.
— Уничтожить вражеского снайпера. Поднимусь вон по той стороне, там снег не такой глубокий. Обогну гору, залезу ему в тыл… И дальше, как учили.
— Гранату возьмешь? — спросил заместитель.
— Нет смысла. Я его из «калашникова» сниму, — уверенно произнес лейтенант, поправляя ремень куртки.
— Будешь выделяться на снегу, — недовольно поморщился командир. — Белый маскхалат надень.
— Я и сам так думал, спасибо, — кивнул розовощекий лейтенант, вчерашний выпускник училища.
— Так. Еще одно, — произнес озабоченно командир. — Давайте втроем прикинем наиболее безопасный маршрут наверх. Благо, карта — вот она, перед нами, — кивнул он на крутобокий, занесенный снегом склон горы.
Бой длился. Летели пули, посвистывали осколки, продолжал методично постреливать снайпер.
Лейтенант повернулся налево кругом.
— Стой! А как же твой автомат? — озабоченно произнес командир.
— А что?
— «Калашников» будет на снегу выделяться.
— Да. Не подумали мы, елки-палки, — сказал заместитель.
— А я его в белое полотенце заверну. Вафельное, — нашелся лейтенант. — Мама из дому прислала.
— Совсем еще сосунок, — заметил командир, когда доброволец отошел. — Несмотря на лейтенантские погоны.
— Такой сосунок иного старого вояки стоит, — возразил заместитель. — Я видел его в деле, да и ты тоже.
Командир вздохнул:
— Дай бог, чтобы вернулся.
Это было непередаваемое, ни с чем не сравнимое чувство — ощущать свою полную власть над этими маленькими фигурками, которые мельтешили глубоко внизу.
Она не поменяла бы это чувство
Прежде всего, она недосягаема ни для кого из противников. Даже обнаружить ее местоположение невозможно, разве что ночью — по мгновенной вспышке снайперской винтовки. Но сейчас день, и вспышку не заметишь, как ни старайся.
А винтовочка-то — просто чудо. Русские оружейники постарались, сами себя превзошли. Говорят, в Туле ее собирали. Чеченцы кучу денег за нее заплатили, но это уже ее, Роксоланы, не касается.
У нее другая работа, другая забота: отстреливать этих ненавистных русских, получая оплату с головы. Платят неплохо, а остальное ее не касается. Работа — не хуже другой. Кто посмеет ее упрекнуть? Собственно говоря, на то и война, чтобы убивали. А уж каким способом, как говорится, дело десятое.
Да ведь русские солдаты, положа руку на сердце, другой участи и не заслуживают. Ну кто их тащит сюда, на Кавказ? Почему не разрешить чеченцам жить самостоятельно, как они того желают?
Вот, скажем, Англия, сугубо капиталистическая страна, как учили в школе. Имела богатейшую колонию — Индию, которую называли жемчужиной британской короны, или что-то вроде этого… А чем дело-то кончилось? Захотела Индия самостоятельности и получила ее, только и делов.
Что же касается России…
Роксолана отбросила праздные мысли, перевела затвор и вгляделась в оптический прицел: ее внимание давно уже привлекали три фигурки, стоявшие за бронетранспортером — тени от них падали на дорогу, по ним можно было понять, чем занимаются эти люди. Она ждала, чтобы кто-то из них хоть на мгновение выдвинулся из-за укрытия, чтобы снять его. Судя по тому, как фигурки о чем-то совещались, это было начальство.
Никто, однако, не торопился высовываться, и внимание снайпера отвлеклось. А теперь вот, когда глянула — фигурок осталось две: одна, наиболее подвижная, успела-таки выскользнуть, пропала из поля зрения… Досадно.
Она громко, по-мужски выругалась — из всего русского Роксолана любила только мат.
А за что их, русских, любить?
Они всегда только и делали, что угнетали ее родную неньку — Украину. Лучших сынов убивали. Великого Кобзаря — Тараса Шевченко на каторгу сослали… Да мало ли чего еще натворили, пока Украина не сбросила цепи и стала незалежной.
Ничего, отольются волку овечьи слезки…
Теперь вот Украина и Чечне протянет братскую руку и поможет ей стать независимой.
Бой внизу то затихал, то разгорался с новой силой.
Роксолана выискивала добычу пожирнее, позаметнее. Главарь иногда давал надбавку, если убитым оказывался не солдат, а кто-нибудь рангом повыше.
Две фигурки все еще стояли за БТР.
У одного из них болтался на шее бинокль. Значит, важная птица. Может быть, даже командир отряда. Вот кого бы пришить — хорошую премию отхватить можно.