Поцелуй кобры. По следу Кроноса
Шрифт:
На задворках дома Дросселя, посередине маленького поля, стоял заржавевший комбайн, который мастер пытался починить.
— То ли, машина для сборки артефактов, то ли, сталкероуборочный комбайн, — попытался пошутить Почтальон.
— На мясорубку похоже, — добавил Пифагор.
— Я и говорю!
Сталкеры уже приподнялись с насиженных мест и собирались отправиться в путь, когда Кащей приоткрыл один глаз и ткнул в бок Сутулого:
— Всё — завязываю пить, а то, уже зелёные монстры стали мерещиться, да сельхозтехника, убирающая с полей артефакты, как картошку.
— Это не монстр, а я порезался, когда брился. Одеколона нет,
— Да нет — зелёная тень промелькнула возле комбайна! — возбуждённо возразил Кащей.
— Может — комбайнёр? — смеясь, прикололся над ними Бульдозер.
— Не слышал про такого монстра, — обиделся Кащей.
— Это монстр? — продолжал развивать идею толстяк.
— Ещё какой! — сплюнул Дроссель. — Занял на прошлой неделе бутылку и до сих пор не отдаёт… Только меня беспокоит другое — не тот ли это чужинец, которого видели на механизаторском дворе?
Все только пожали плечами и заверили умельца, что лично они — ничего не видели, а Кащею — спьяну померещилось. На том и порешили, выдвигаясь на поисковые позиции.
— Как ты думаешь, зачем, кто-то берёт с собой в зону болты, а кто гайки? — спросил Доцент Деда, когда они проходили мимо комбайна.
— Кидать, наверное?
— Ну, в общем-то, да, если имуществом разбрасываться не жалко, да вес, заодно, облегчить — не тащить же с собой столько железа! Но тут соль в другом: вся техника в зоне подверглась радиационному облучению и после дезактивации, как я слышал от одного специалиста, крепёж приходит, однозначно, в негодность. Он не годится, по прямому назначению — при любом раскладе. Вот тут-то и выходят на сцену две группы, которые неизбежно встречаются: у одних болты, а у других гайки — можно трактор отремонтировать.
— А сварочный аппарат слабо сделать? — вмешался Бармалей.
— Сварка? — оживился Крон. — Да запросто! К одному проводу приматываем гантель и в электрическую аномалию, другой конец на металлические ворота КПП.
— Чтобы ни одна шельма не прошла, через блокпост? — засмеялся Дед.
— И она — тоже, но это — побочный эффект, а нам БТР отремонтировать, неплохо бы.
— Хватит вам мечтать! — осадил их Комбат. — На горизонте корпуса уже видны.
Обойдя комбайн вкруговую, никто не остался равнодушным к тому, что Дроссель, вероятно, сильно опасался не столько зелёных человечков, сколько загребущих рук односельчан, несущих домой всё, что может пригодиться. Вокруг комбайна Петра — умельца чернела пахотой контрольно-разделительная полоса. Она имела довольно широкий периметр, охватывающий приличную территорию. Ровный девственный слой вспаханной почвы указывал на то, что никаких изумрудных супостатов — рядом не валялось, в связи с чем на Кащея уже смотрели не с подозрением, а с явным сочувствием.
— А зачем тебе, вообще, комбайн, а Пётр? — спросил умельца Комбат, визуально определив, что ремонта с ним — непочатый край.
— Фермером буду, — ответил Дроссель, с гордостью оглядывая своё имущество и сделал в его сторону жест рукой так, как будто указывал направление в светлое будущее. — Что ещё здесь делать?
В кабине комбайна что-то тихо лязгнуло и все насторожились. Вглядываясь в грязные стёкла сельхозуборочной техники, каждый пытался высмотреть угрозу, но Дроссель успокоил сталкеров тем, что здесь мышей полно. Ровная пахотная земля, не имеющая следов вторжения, постепенно
— Да и хомяков хватает, как и везде.
— Огромные? — поинтересовался Доцент, нащупывая в кармане, на всякий случай, нож.
— Почему огромные? — удивился Дроссель. — Обычные… Не больше полуметра. Правда рассказывают, что на свалке радиоактивной техники, среди гор свезённой из заражённого города земли, снова появились хомяки — мутанты, почти мирно соседствующие с крысами.
— А как это выражено? — поинтересовался Бармалей.
— Кожа и кости — вылитые мумии, — ответил Пётр, посмотрев на Кащея и Сутулого, а Почтальон с Пифагором, упали от смеха.
Бульдозер не замедлил присоединиться к общему веселью, отчего стал похож на заведённый трактор, а виновники смеха, так ничего и не поняли. Их не стали посвящать в тонкости непроизвольно рождённого псевдокаламбура, а Дед задал банальный, почти неуместный вопрос:
— А чего они такие? Может, не доедают?
— Не допивают! — радостно поделился своим соображением Доцент.
— Кто поймёт эти мутагенные процессы? — вздохнул Дроссель. — Вот, к примеру, сообщили, что недавно появилась в районе той же свалки новая аномалия «Котлован». Кто-то называет её «Щель», кто-то «Щёлка», а кто и просто — «Яма», при этом добавляя, что — бездонная.
Крон с Комбатом переглянулись, брезгливо и беззвучно промямлив, что-то губами, а затем, как по команде, поморщились.
— А что там? — насторожился Дед.
— Две подводы пропало, вместе с грузом и возницами, — полушёпотом поведал Пётр. — С одной стороны свалки вошли, а с другой не вышли — как сквозь землю провалились. Есть свидетели, которые утверждают, что в этот момент видели странное голубоватое свечение, очень похожее на побочный эффект телепортации.
— Интересно, — хмыкнул Доцент, — как они определили, что это было именно пространственное перемещение, а не погодное явление, даже в том случае, что свечение не спишешь на электрический разряд молнии?
— Да хрен его знает! — отмахнулся Дроссель. — За что купил, за то и продаю…
Долго ли, коротко ли, но серая пыльная дорога, давно потерявшая скудное асфальтовое покрытие, привела товарищей на механизаторский двор. Тут же находился бывший коровник и как только сталкеры вошли на заросший бурьяном двор, им открылась живописная картина: навстречу Сутулому и Кащею, волокущим алюминиевый бидон, шли две каменные доярки, несущих каменную флягу, с таким же твёрдым молоком. Скульптурная композиция появилась внезапно, словно выросла из-под земли. Что она символизировала, понять было нетрудно. Сразу же вспомнились лозунги советских лет, типа: «Ударим надоями по цилиндру Чемберлена», чтобы он смотрелся, как хулиган в кепке из далёкого Урюрюпинска — Покровского. В этот раз, ручки фляги выронили оба несчастных. Какой-то злой гений зазеркалья вовсю глумился над больными людьми.
— Этого ваятеля, поди, уже давно и в живых-то нет, а память о нём жива до сих пор, — высказал своё мнение Бармалей.
— Какая, на хрен, память, в этом захолустье! — гневно поморщился Бульдозер. — Бывший председатель статую ставил, в соответствии со своими представлениями о прекрасном. Притом композиция — групповая…
— Братцы, — неожиданно предположил Сутулый, — а это не наши барышни? Типа того — маскируются…
— Ты что — рехнулся, что ли, — покрутил Крон пальцем у виска, — чего это на тебя нашло?