Поцелуй Ледяной розы
Шрифт:
– Де Дюньер! Беннет! – раздавалось отовсюду.
Беннет вскочил со своего места – бледный, как полотно. Уолтер медленно встал и поднял руку.
– Подойдите ближе, де Дюньер, - приказал он. – В чем вы обвиняете графа Скайворта? Говорите громче, чтобы все вас слышали.
– Я обвиняю его в убийстве Джилфрама Готерта, шерифа Гэмпшира.
Как будто молния ударила в землю, и тут же раздался раскат грома. Сотни голосов сливались в мощный гул. Уолтер подал знак одному из герольдов, и тот громко протрубил сигнал: «Внимание!»
Дождавшись,
– Продолжайте!
– В мае этого года Беннет столкнул шерифа с галереи Портчестерского замка в Портсмуте, когда король дожидался отплытия в Нормандию. И обвинил в этом меня. Он видел, что я нахожусь неподалеку, на галерее. И знал: я не смогу опровергнуть его обвинения, поскольку никто не сможет подтвердить, что я был в то время в другом месте. Мне пришлось скрываться в надежде, что правда восторжествует. Но этого не произошло. Поэтому я требую поединка, чтобы свершилось высшее правосудие. Кроме того…
Анри хотел добавить к своему обвинению то, что Беннет совращал юношей, однако словно почувствовал спиной взгляд Джеффри – полный ужаса и стыда.
– Я все сказал, - он поклонился.
– Чарльз Беннет, граф Скайворт, - Уолтер повернулся к Беннету. – Есть ли хоть один человек, который подтвердит, что убийство было совершено рыцарем Анри де Дюньером? Или человек, который подтвердит, что во время убийства шерифа вы находились в его обществе? Отвечайте – как перед богом.
– Нет, ваша милость, - после долгого молчания сказал Беннет.
– Есть ли причина, по которой вы можете отказаться от поединка? Болезнь, немощь, увечье?
– Нет, ваша милость.
– В таком случае ваш отказ будет воспринят как признание своей вины.
Беннет молчал. В ожидании замерли и все остальные. Только всхрапывали и били копытами кони, возбужденные не меньше, чем всадники.
– Я принимаю вызов де Дюньера, - ответил он наконец.
– Нет, ваша милость. Я намерен жениться на леди Мэрион Беннет, поэтому не могу убить ее отца. Вместо меня выступит сэр Хьюго де Деньян.
И снова над ристалищем прокатился гул изумления.
– Вы в своем праве, - кивнул Уолтер. – Лорд Скайворт?
Теперь в шуме появился оттенок насмешки. Добровольно выступить за обвиняемого в убийстве? Да еще за такого человека, как новоявленный граф? Дураков нет.
– Я буду сражаться сам, - Беннет с трудом проглотил слюну.
– Тогда у вас есть время подготовиться. Вам подберут доспехи. Когда закончится меле, вы выйдете с де Деньяном на жюст. Если же вы попытаетесь скрыться, этим подтвердите свою вину. И тогда будете считаться вне закона. А теперь…
Уолтер сделал знак герольду, и тот протрубил, объявляя турнир открытым.
На противоположные концы дорожки, разделенной вдоль невысоким барьером, выехала первая пара рыцарей со щитами и длинными копьями. Опустив забрала шлемов, они ждали сигнала от дамы, которая – за неимением супруги у архиепископа – была объявлена хозяйкой турнира.
Упавший платок, короткий сигнал трубы – и рыцари понеслись навстречу друг другу, целясь копьями в щиты, так, чтобы выбить противника из седла.
Анри стоял в углу ристалища рядом с Хьюго и пытался
– Я как будто пробежал несколько миль, - сказал он.
– Успокойтесь, Анри, - Хьюго похлопал его по плечу. – Вы свое дело сделали. Молитесь теперь за меня. Если вдруг Господь отвернется от нас, то и вам будет худо. К обвинению в убийстве добавится еще и клевета. Скажите лучше, вы остановились на полуслове. Пожалели щенка Беннета?
– Да, - кивнул Анри. – Может, он и знает о паскудных привычках своего отца. Но одно дело знать, а другое – когда об этом объявляют во всеуслышание. Ему достаточно того позора, которого он уже хлебнул сегодня. И, надеюсь, еще хлебнет, если… когда вы победите.
Подбадривающие крики сменились разочарованным воплем толпы: щит одного из рыцарей разлетелся на обломки, но всадник усидел в седле. Такой удар оценивался в одно очко и не мог принести победы. Рыцари снова разъехались к началу барьера.
– Хьюго, не забудьте о том, что я вам сказал, - напомнил Анри.
– Ваша лошадь на быстром скаку будет смещаться вправо, к барьеру. Держите ее чуть левее, иначе можете промахнуться и не попасть в щит.
На втором съезде удача улыбнулась рыцарю, который сменил разбитый щит. От его удара противник вылетел из седла и мешком упал под ноги лошади. Судьи турнира с длинными белыми шестами – знаками своего отличия – бросились проверять, жив рыцарь или нет, а если жив, может ли продолжать схватку. Просто выбить соперника из седла означало получить два очка, но это еще не означало победу, если тот был в состоянии сражаться дальше. Смерть или увечье оценивалась в три очка, и тут уже вопросов быть не могло.
– Кажется, жив, - заметил Хьюго. – Конь неплох. А вот доспехи дрянь, ничего за них не выручить.
– Отец рассказывал, что знал когда-то бедного рыцаря, который странствовал от одного турнира к другому. Везде побеждал и здорово разбогател, продавая выигранных лошадей и доспехи. Хватило на приличный надел земли.
– Ну, сейчас бы он вряд ли так обогатился, - Хьюго одернул сюрко. – Учитывая пошлины, которые надо заплатить за участие.
Когда схватки в жюсте закончились, настал черед меле – общего сражения, больше похожего на свалку. По знаку командиров две группы сошлись и смешались в кучу. Каждый пытался спихнуть противника с коня на землю, руками или с помощью оружия. Шум стоял такой, что у зрителей закладывало уши, но они с радостью добавляли в него своих криков.
Упавшие на землю пытались снова вскочить в седло и вернуться в битву, рискуя попасть под копыта или получить серьезную рану. Хотя копья и мечи использовали тупые, это не слишком помогало. Пострадавших после меле всегда было больше, чем после жюста, но это мало кого останавливало. Судьи сновали между рыцарями, рискуя не меньше, а может, и больше. Почетный судья с дамским головным украшением на копье служил посредником между дамами и участниками схватки. Когда дамы со своих мест видели, что кто-то из рыцарей ослаб и может пострадать, они подзывали судью и указывали на несчастного. Судья направлял на него конец своего копья, и никто не смел прикоснуться к бедолаге, пока тот не покидал ристалище.