Под британским флагом
Шрифт:
Салоны заводят женщины, которым не хватает мужского внимания. Именно внимания, а не секса. Во втором случае заводят любовников. Миссис Дороти Деладжой было немного за двадцать. Брюнетка с голубыми глазами. На этом достоинства и заканчивались. Она из категории тех женщин, которых осчастливленные ими мужчины называют симпатичными, а все остальные — «так себе». Как и положено брюнетке, она, напялив розовое платье, по очереди подходила к двум девицам-блондинкам, которым этот цвет противопоказан, подолгу разговаривала с ними, чтобы мужчины разглядели, на кого в этом помещении надо обращать внимание. Впрочем, старания
Поняв это, я заскучал и, чтобы убить время до того момента, когда можно будет уйти по-английски, полностью переключился на пожирание всяких сладостей, которые в невероятном разнообразии и количестве предлагали в этом доме, запивая их тем самым красным вином, которое захватил вместе с предыдущим призом и которое было куплено на нужды английского флота. Все-таки я часть Королевского флота, поэтому восстанавливал справедливость.
Видимо, хозяйке показалось, что уделяю ей мало внимания, или испугалась, что нанесу семейному бюджету непоправимый ущерб, поэтому потребовала:
— Мистер Хоуп, расскажите нам, как вы захватили приз.
Чтобы меня больше не приглашали сюда, я рассказал с физиологическими подробностями, как мои корсиканцы перерезали глотки спящим мирным французским матросам с торгового судна, которые не причинили ни нам, ни Англии никакого вреда и у которых наверняка остались семьи, маленькие дети, обреченные отныне на нищету. Зато мы — я, мой экипаж, адмирал и королевство Британия — стали немного богаче. Судя по наступившей паузе, это было именно то, что мечтали услышать присутствующие.
— Эту войну начали французы, — нарушил затянувшуюся тишину один из офицеров, артиллерийский лейтенант.
— Я тоже подумал, что развязали ее эти матросы или, что скорее, их дети, — согласился с ним.
— Если вам так жалко французских детей, почему участвуете в этой войне? — задала резонный вопрос миссис Деладжой.
— А где еще можно так быстро и легко разбогатеть?! — ответил я вопросом.
— А вы — циник, мистер Хоуп! — произнесла миссис Дороти Деладжой таким тоном, будто наконец-то нашла того, кого искала всю жизнь.
— Это не единственное моё достоинство, — сообщил я.
После чего меня усадили на софу рядом с хозяйкой и начали ковыряться во мне, отыскивая скрытые достоинства. Прочие гости, предоставленные сами себе, принялись проводить время более интересно. Пятеро жеребцов забили копытами возле двух кобылиц с таким усердием, что с мраморного пола разлеталась крошка.
Те, кто утверждают, что женщины любят ушами, плохо
— Мистер Деладжой уходит на службу рано утром, не так ли? — тихо произнес я.
— Да, к семи и приходит в час на обед, — сказала она так же тихо, отчего щечки стали такими же розовыми, как платье.
— Я зайду завтра в девять, заберу ноты, которые забуду взять сегодня, — поставил я в известность.
Миссис Деладжой ничего не сказала, но сжала костяной китайский веер с такой силой, что я подумал, что сейчас сломает. Нет, распахнула его и начала опахивать покрасневшее лицо.
— У нас порой бывает жарко, — как и положено англичанке в незнакомой или непонятной ситуации, заговорила она о погоде.
— Счастливые жару не замечают, — выдал я самодельный афоризм.
После чего, чтобы не сболтнуть лишнего и не изменить мнение о себе, убыл на свой люггер. На набережной меня поджидала лодка, три матроса-корсиканца с которой уже успели выпить вина в таверне и прогуляться в кусты с проститутками. Обслуживали их в долг, поскольку весь Гибралтар знал, что каждый матрос с «Делай дело» получит премиальными за приз не меньше двадцати фунтов стерлингов, но формальности еще не закончены и агент авансы не дает.
29
Кровать у четы Деладжой широкая, без балдахина и с белым шелковым бельем. Пробившись сквозь темно-красные шторы, солнечный свет придает белью розоватый оттенок, так любимый Дороти. Подкрасил и ее белую левую грудь, немного великоватую, а набрякший сосок сделал темно-розовым. На правой лежит моя рука, загоревшая, кажущаяся еще темнее на розовато-белом. Я пальцами нежно сдавливаю твердый сосок и как бы сдаиваю его, отчего по телу Дороти пробегает судорога блаженства.
— Ты слишком опытен для своих лет, — говорит она, положив руку на мою, но так, чтобы не мешать мне делать ей приятно.
— На Ямайке взрослеют быстро, — произношу я, — особенно если по соседству живет вдова-француженка.
Француженки и в двадцать первом веке всё ещё будут идеальным оправданием любых сексуальных достижений и художеств.
— Сколько ей было лет? — спрашивает Дороти Деладжой.
— Не помню, — отвечаю я. — Со мной женщины всегда становятся моложе меня.
— Не представляю, как я теперь буду жить с ним, — не называя мужа по имени, делится она.
Не потому, что ждет, что я предложу что-нибудь безумное. Ей это предложение так же ни к чему, как и мне. Менять богатого интенданта на коммандера с непонятными перспективами в ее планы не входит. Дороти надо обменяться переполнившими ее эмоциями, обсуждая эту острую тему. Больше ведь примерной жене не с кем будет поговорить об этом.
— Как и раньше, — подсказываю я, — только будешь думать, что со мной.
— Вдруг не получится?! — сомневается она.
— А чем ты хуже других женщин?! — говорю я.