Подкидыш

Бюснах Вильям

Синьора Бернардини вскоре вернулась, ведя перед собой девочку, носящую странное имя Джамилех.

Бормоча что-то сквозь зубы, синьора Бернардини отправилась к повозке и вскоре вернулась, ведя перед собой девочку, носящую странное имя Джамилех.

Несмотря на смешную мишуру, которая была на девочке, и черный парик, украшавший ее голову, в ней легко было распознать природную белокурую парижанку.

— Поблагодари этого мальчика, который просил за тебя, — приказал Рокамур. — Но запомни хорошенько, что тебя прощают в первый и последний раз.

При

виде Жильбера ясные глаза юной наездницы внезапно вспыхнули от радости; к счастью, директор, всецело занятый обедом, этого не заметил.

Когда началось вечернее представление, Жильбер изображал публику и награждал аплодисментами хозяина и всю труппу.

На следующий день он начал свою службу, подавая на эстраде реплики Станиславу. Позже, внутри театра, он помогал ему держать бумажные обручи, сквозь которые скакали Джамилех и синьора Джулия.

В тот же день он начал учиться хождению по канату и верховой езде. Через три недели молодой ученик удивлял Рокамура быстротой своих успехов. Из него выходил прекрасный наездник и искусный акробат. За несколько уроков он перегнал не только Джамилех, но и супругов Бернардини.

Прыгая через ленты и в обручи легче и искуснее великой наездницы от Франкони, он в то же время выдумывал новые, забавные, изящные и неожиданные упражнения, исполняя их ловко и бесстрашно, что вызывало громкий восторг наполнявшей цирк публики. Рокамур, довольный успехами Жильбера, предложил ему громадное жалованье — десять франков в месяц.

Но не эта слава больше всего трогала Жильбера. Крикам «Браво!» он предпочитал с каждым днем крепнувшую дружбу между ним и Джамилех.

Жильбер сразу инстинктивно понял, что присутствие в труппе этой девочки связано с какой-то тайной. Он слышал много рассказов о бродячих труппах, в которых часто оказывались украденные дети. Жильбер рассчитывал найти доказательства того, что и его подруга принадлежит к их числу. Он с нетерпением ожидал, когда девочка откроется ему во всем.

Но в первые дни было заметно, что их стараются не оставлять наедине. На репетициях, за кулисами балагана, а также и во время обеда за Джамилех постоянно следили Паоло, Джулия или сам Рокамур. Если Жильберу удавалось встретиться с девочкой в каком-нибудь укромном уголке и начать разговор, маленькой наезднице сейчас же приказывали замолчать и затем уводили ее.

К счастью, когда закончились празднества в Сен-Клу, цирк отправился в путь, направляясь в Орлеан. Уже в десяти километрах от Парижа дисциплина в труппе ослабела, и Жильбер решил, что настало время узнать у Джамилех, как она сделалась ученицей знаменитого Рокамура.

Глава XII

Джамилех

Цирк передвигался медленно, две разбитые клячи с трудом тащили повозки. Каждый вечер делали остановку у въезда в город или в деревню. Пока Рокамур отправлялся в мэрию, чтобы подписать многочисленные бумаги и добиться разрешения на представление, пока Джулия ходила за провизией, а Паоло охранял цирковое имущество, Стишель, Сюип и оба ребенка занимались собиранием сухого хвороста для костра, на котором синьора Бернардини готовила ужин.

Тогда, вдоволь набегавшись, Жильбер и Джамилех усаживались рядом на своих связках хвороста и вели спокойный разговор, с удовольствием уничтожая попутно собранные спелые дикие ягоды.

Очень скоро Жильбер с удивлением обнаружил, что

девочка совсем не расположена отвечать на его вопросы. Он даже подумал, что она не решается говорить из боязни быть наказанной Рокамуром, который, вероятно, приказал ей никому не говорить о том, как она попала в цирк.

Тем не менее однажды утром, во время их обычного отдыха, Жильбер близко придвинулся к Джамилех и, склонившись к ее уху, тихо сказал:

— Знаешь, ты можешь довериться мне… Если тебе очень плохо с нами, то я отведу тебя к твоей матери…

— Что ты сказал? — спросила Джамилех.

От удивления она выронила из рук букет полевых цветов, который набрала на холме.

Внимательно слушая Жильбера, маленькая наездница, казалось, страшно напрягала память, силясь что-то вспомнить.

— Объясни мне… я ничего не понимаю… — добавила она, смотря на Жильбера.

— Ты не понимаешь меня? Я хотел поговорить с тобой о твоей матери…

Джамилех отрицательно покачала головой…

— Послушай, — продолжал Жильбер, — хотя Рокамур и называет себя твоим крестным отцом, но я уверен, что это неправда… До того, как ты попала в цирк, у тебя был другой дом, а не балаган… и тебя звали не Джамилех… да?

Внимательно слушая Жильбера, маленькая наездница, казалось, страшно напрягала память, силясь что-то вспомнить.

— Отвечай же! — настаивал Жильбер.

— Не знаю… не помню!.. — жалобно ответила девочка.

— Как?! — изумлению Жильбера не было предела. — Значит, ты не за этим так умоляюще смотрела на меня в тот день, когда мы впервые увидели друг друга? Разве ты не хотела, чтобы я пришел тебе на помощь?

— О, нет! У тебя был такой добрый и смелый вид, что я сразу полюбила тебя!.. Я подумала, что если ты сделаешься моим другом, то я буду менее несчастна и меня не будут так часто бить!.. И я была права!.. С тех пор, как ты у нас, ты взял на себя почти всю мою работу, да еще тайком помогаешь мне в том, что остается на мою долю! Поэтому меня и оставляют в покое!.. Я люблю тебя и надеюсь, что ты никогда меня не покинешь!..

Это откровенное признание взволновало Жильбера.

— Пожалуйста, сделай для меня одну вещь, — заговорил он ласковым тоном, — постарайся вспомнить!.. Я уверен, что ты не имеешь ничего общего с Рокамуром. Ну, поройся в самых ранних своих воспоминаниях… не вспоминаешь ли ты какой-нибудь женщины, которая целовала бы тебя, качала на коленях и нежным голосом рассказывала тебе чудесные сказки… Припомни… эта женщина не называла тебя таким именем… Она не звала тебя Джамилех!..

Не спуская глаз со своего товарища, девочка как будто что-то вспоминала…

— Да… да… — наконец медленно произнесла она. — Я вижу, как в тумане, женщину, о которой ты мне говоришь… Она сидит в саду… а рядом с ней на траве играет ребенок…

— Очевидно, этот ребенок — ты, — тихо подсказал Жильбер. — Наверное… Эта женщина называла тебя своей маленькой… маленькой…

Водя ручкой по своему лбу, Джамилех в гневе и нетерпении нервно топнула ножкой:

— О, если я вспомню это имя, то мне, может быть, удастся вспомнить и все остальное!..