Полдень, XXII век (Возвращение)
Шрифт:
— Долго же тебе придется… — начал юноша.
И тут Поль жалобно воззвал:
— Виу, Саша! Это же я, твой Полли!
В лаборатории что-то с громом упало, из дверей пахнуло прохладным воздухом, как из тоннеля метро, белобрысого юношу отнесло в сторону, и на пороге возник Александр Костылин, огромный, широкий, в гигантском белом халате. Руки его с растопыренными пальцами были чем-то густо смазаны, и он держал их в стороны, как хирург во время операции.
— Виу, Полли! — заорал он, и ополоумевший кибердворник скатился с крыльца
Поль бросил свою дубину и беззаветно ринулся в объятия белого халата. Кости его хрустнули. «Вот тут мне и конец», — подумал он и просипел:
— Прощай… Саша… милый…
— Полли… Маленький Полли! — басисто ворковал Костылин, тиская Поля локтями. — До чего же здорово, что ты здесь!
Поль боролся, как лев, и ему наконец удалось освободиться. Белобрысый юноша, со страхом следивший за сценой встречи, облегченно вздохнул, подобрал дубину с ботинками и подал ее Полю.
— Ну как ты? — спросил Костылин, улыбаясь во весь рот.
— Ничего, спасибо, — сказал Поль. — Жив.
— А мы здесь, как видишь, крестьянствуем, — сказал Костылин. — Кормим вас, дармоедов…
— Вид у тебя очень внушительный, — сказал Поль.
Костылин посмотрел на свои руки.
— Да, — сказал он, — я забыл. — Он повернулся к белобрысому юноше. — Федя, докончи уж сам. Видишь, ко мне Полли приехал. Маленький Либер Полли.
— А может быть, все-таки плюнем? — сказал белобрысый Федя. — Ясно ведь, что не получается.
— Нет, надо закончить, — сказал Костылин. — Ты уж закончи, пожалуйста.
— Ладно, — неохотно сказал Федя и ушел в лабораторию.
Костылин схватил Поля за плечи и с расстояния вытянутой руки принялся его осматривать.
— Ну ничуть не вырос! — сказал он нежно. — Корма у вас там плохие, что ли?.. Постой-ка… — Он озабоченно нахмурился: — У тебя что, птерокар сломался? Что это за вид?
Поль довольно ухмыльнулся.
— Нет, — сказал он. — Я играю в странника. Я иду от самой Большой Дороги.
— Ого! — На лице Костылина изобразилось привычное уважение. — Триста километров! И как?
— Отлично, — сказал Поль. — Только вот ванну бы. И переодеться.
Костылин счастливо улыбнулся и поволок Поля с крыльца.
— Пойдем, — сказал он. — Сейчас тебе все будет. И ванна, и молочко…
Он шагал посредине улицы, волоча за собой спотыкающегося Поля, и приговаривал, размахивая дубинкой с ботинками:
— …и чистая рубаха… и целые штаны… и массаж… и ионный душик… и раз-два по шее за то, что не писал… и привет от Атоса… и два письма от учителя…
— Да ну! Вот здорово! — восклицал Поль. — Это здорово!
— Да-да, все будет… И про блуждающие огни… Помнишь блуждающие огни?.. И как я чуть не женился… И как я по тебе соскучился…
На ферме начинался рабочий день. Улица была полна народу, ребят и девушек, одетых очень пестро и незамысловато. Перед Костылиным и Полем народ в веселом изумлении расступался. Слышались возгласы:
— Странника
— На вивисекцию, болезного!
— Это новый гибрид?
— Саша, погоди, дай посмотреть!
По толпе распространился слух, что ночью близ лаборатории Костылина сел второй «Таймыр».
— Восемнадцатого века, — уверял кто-то. — А экипаж раздают сотрудникам на предмет сравнительной анатомии.
Костылин отмахивался дубиной, а Поль весело скалил зубы.
— Люблю гласность, — приговаривал он.
В толпе прекрасными голосами пели: «Не страшны мне, молодцу, ни стужа, ни мороз…»
…Странник Поль сидел на широкой деревянной скамье за широким деревянным столом в кустах смородины. Утреннее солнце приятно обжигало его стерильно чистую спину. Поль блаженствовал. В руке у него была громадная кружка с клюквенным морсом. Напротив сидел и умиленно глядел на него Александр Костылин, тоже голый по пояс и с мокрыми волосами.
— Я всегда утверждал, что Атос — великий человек, — говорил Поль, делая широкие движения кружкой. — У него была самая ясная голова, и он лучше всех нас знал, чего он хочет.
— Э, нет, — сказал Костылин ласково. — Лучше всех видел цель Капитан. И шел самой прямой дорогой.
Поль отхлебнул из кружки и подумал.
— Пожалуй, — сказал он. — Капитан хотел быть звездолетчиком, и он стал звездолетчиком.
— Ага, — сказал Костылин. — А Атос все-таки больше биолог, чем звездолетчик.
— Зато какой биолог! — Поль поднял палец. — Честное слово, я хвастаюсь, что дружил с ним в школе.
— Я тоже хвастаюсь, — согласился Костылин. — Но подожди пяток лет, и мы будем хвастаться дружбой с Капитаном.
— Да, — сказал Поль. — А вот я мотаюсь, как жесть на ветру. Все хочется попробовать. Ты вот ругался, что я не пишу. — Он со вздохом поставил кружку. — Не могу я писать, когда чем-нибудь занят. Неинтересно мне писать. Пока работаешь над темой, неинтересно писать, потому что все впереди. А когда кончаешь — неинтересно писать, потому что все позади… И не знаешь, что впереди. Знаешь, Лин, у меня все как-то по-дурацки получается. Вот я четыре года работал по теоретической сервомеханике. Мы вдвоем с одной девчонкой решали проблему Чеботарева — помнишь, нам учитель рассказывал? Решили, построили два очень хороших регулятора… В девчонку эту я несчастным образом влюбился… А потом все кончилось и… все кончилось.
— То есть вы не поженились? — сочувственно сказал Лин.
— Да не в этом дело. Просто у других людей, когда они работают, всегда возникают какие-то новые идеи, а у меня нет. Работа кончена, и больше мне неинтересно. За эти десять лет я переменил четыре специальности. А сейчас опять без идей. Дай, думаю, разыщу Сашку…
— Правильно! — басом сказал Лин. — Я тебе дам двадцать идей!
— Дай, — вяло сказал Поль. Он помрачнел и погрузил нос в кружку.
Лин с задумчивым интересом смотрел на него.