Полицейский и философы
Шрифт:
— И все же разгадка здесь… — несмело сказал Йеллинг, показывая на листок с восемью пунктами.
— Будем надеяться, — меланхолически откликнулся Сандер и вышел.
Йеллинг остался один. Все утро он не покидал своего кабинета, потом поехал обедать домой, а во второй половине дня отправился на Бордер-Хилл, к Стивам. На небе собирались грозовые тучи. Задул ветер, и над плоским пустырем, где стояла дача Стивов, поднялись клубы пыли. Стемнело, как вечером, хотя было всего четыре часа дня.
Лесли Стив
— Могу я на минутку подняться к мисс Кэрол? — спросил Йеллинг.
Не отрываясь от книги, Лесли Стив жестом указал на лестницу. Йеллинг, уже ничему не удивляясь, поднялся на второй этаж и постучал в дверь комнаты Кэрол.
— Войдите.
Кэрол была в халате и сидела у окна. Жалюзи были подняты, окно распахнуто в необъятное темное небо, на котором с глухой угрозой уже грохотал гром. Увидев Йеллинга, Кэрол ничуть не смутилась, словно она ожидала его прихода. Улыбнувшись, она указала на стул рядом с собой.
— Добрый день. Присаживайтесь.
Йеллинг поблагодарил и осторожно сел. В окно задувал свежий, почти холодный ветер, доносивший — как это ни странно для Бордер-Хилл — легкий аромат прелых осенних листьев, смешанный с запахом бензина и раскаленного асфальта.
— Вас не продует? — спросил Йеллинг. — Вы ведь еще не совсем поправились.
— Пожалуй, вы правы.
Кэрол закрыла окно, поискала в кармане халата сигареты и закурила.
— Мы, полицейские, наверно, действительно очень надоедливы, — помолчав, проговорил Йеллинг.
В ответ она сделала протестующий жест и любезно улыбнулась.
— У вас нет никаких сведений о вашем брате Оливере? — спросил Йеллинг.
— Никаких.
Йеллинг начал рассказывать самым естественным и равнодушным тоном:
— Мне удалось узнать, где он. В Чарлзтауне. Я тоже поехал туда, чтобы с ним встретиться. Попросил его вернуться со мной в город и зайти в полицейское управление, но он…
Кэрол Стив не проявила к его рассказу никакого интереса. Слушая, она то и дело поглядывала в окно. Раскаты грома становились все оглушительнее, и по стеклу застучали первые капли дождя.
— Но он удрал, — закончил Йеллинг. — Удрал, словно вор, который боится, что его арестуют.
Она с удивлением посмотрела на него. Ее лицо, только что спокойное и равнодушное, напряглось, и на нем появилось жесткое выражение, свойственное всем Стивам.
— Странно, — проговорила она.
— Да, в высшей степени странно.
— А что сделали вы? — спросила с некоторой тревогой Кэрол.
— Ничего. Дал ему убежать. Снова поймать его будет легче.
— Да, конечно, — согласилась Кэрол.
— Своим бегством он подтвердил мои подозрения, что он что-то скрывает.
— Да, конечно, — повторила
— А вам не известно, что же такое он может скрывать? — вкрадчиво спросил Йеллинг.
— Думаю, что собственный стыд.
— Свой стыд?
— Ну да… Ваше расследование его унижает, раздражает, пугает. Мы, Стивы, не в силах выносить ваши подозрения. Иной раз мне самой хочется бежать.
Кэрол непрерывно курила, одну сигарету за другой. Говоря, она делала короткие паузы, чтобы затянуться.
— Мои братья молчат, потому что не любят говорить. Но я не такая, как они, и говорю вам то, что они никогда бы не сказали, — продолжала она. И затем: — Что это такое, например, за история с зубной щеткой, которую вы вчера нам показывали? А медицинский осмотр, который мне устроили ваши врачи? Это запугивание, произвол, подозрения.
Йеллинг в некотором замешательстве утвердительно кивнул.
— Да, действительно, — ответил он. — Наши обязанности весьма малоприятны… Значит, вы предполагаете, что Оливер бежал, чтобы избавиться от наших подозрений?
— Я не предполагаю, — тотчас возразила она. — Это в самом деле так.
— Но если нечего скрывать, то ему нечего и бояться.
— Неправда! — раздраженно ответила Кэрол. — Вы лучше меня знаете, что не виновные боятся полиции, а именно те, кто ни в чем не виноват.
— Это тоже верно, — признал Йеллинг, восхищаясь решительным и искренним тоном женщины.
Теперь уже полил ливень, и в комнате стало почти совсем темно. Кэрол встала и зажгла электричество. Холодный желтоватый свет лампочки наполнил маленькую комнатку. После долгой паузы Йеллинг проговорил:
— Вам покажется странной моя просьба, но я вижу, что ваши моральные воззрения чуточку отличаются от остальных Стивов. Не могли ли бы вы мне их изложить?
Однако Кэрол не выказала удивления. Она зажгла очередную сигарету и сказала:
— У меня нет никаких теорий. Я просто живу.
Немного помолчав, она продолжала:
— Братья думают лишь о далекой, абстрактной справедливости, холодной, как геометрическая теорема. Я же — о справедливости менее теоретической, более человечной. Их и отца оскорбляет и раздражает то, что произошло с Люси. А меня нет. Раз так случилось, значит, судьба.
— Это фатализм, — пробормотал Йеллинг.
— Да нет, не фатализм. Напротив, я считаю, что нужно бороться с судьбой, но за будущее, а не задним числом. Прошлого не исправишь.
— Тогда я думаю, что Люси, наверно, больше любила вас, чем остальных членов вашего семейства… — заметил Йеллинг.
— Люси была такая же, как я. Мы с ней одинаково думали, даже внешне были немножко похожи. Поэтому она и вышла за Оливера и, в общем, ладила с нами. И все было бы хорошо, будь у нас побольше денег.