Полосатый рейс
Шрифт:
— Мариша! — говорит Сидоренко. — Мы с тобой. Мы, как мушкетеры!..
Филиппыч обрывает его:
— Катись отсюда, мушкетер, мелкими брызгами! Не велено общаться.
Он заводит Марианну в камбуз и дает ей мешок с картошкой.
— Вот. Очистки кидай в ведерко.
В камбуз протискивается Шулейкин.
— Отбываете, значит, — констатирует он с удовлетворением. — А ведь мог невинно я пострадать…
Маришка с отвращением чистит картофель.
Шулейкин
— Какой увар-то? — деловито спрашивает он Филиппыча. — Процентов сорок дают?!
— Вот человек! — назидательно говорит Филиппыч Маришке. Укротитель зверей, а понимает даже кулинарию… А тебя учи, не учи…
— А кто раскладочку утверждает? — интересуется Шулейкин.
— Старпом, Олег Петрович.
— Серьезный товарищ, — одобряет Шулейкин. — Капитан против него куда пожиже.
— Так он сам был капитаном, — вздохнув, говорит кок. — На этом же «Евгении Онегине», да вот понизили беднягу.
— Ай-яй-яй!.. И за что же это?
— За пассажирку. Он в нее влюбился без памяти, а она ему мозги крутила… Красивая была, артистка по профессии. Фигурой на ходу повиливала — дух захватывало. Эх! — спохватывается кок. — Лавры! Лавры-то я забыл положить.
Он кидает в суп лавровый лист.
Маришка с нетерпением ждет продолжения рассказа.
— …И вот подходим мы к Одессе, к причалу а пассажирка — шасть к нему на мостик и говорит: так, мол, и сяк… все это ошибка, взаимное заблуждение, я вам забыла сказать, что я замужем. Вон меня муж встречает, а вам… счастливо плавать…
Марианна жадно слушает. Забыв обо всем, она кидает очищенный вымытый картофель в помойное ведро, а шелуху в котел.
Филиппыч рассказывает:
— …Олег Петрович стоит в остолбенении, а «Онегин» полным вперед работает. Так мы с полного хода и резанули в причал носом. На меня бачок с компотом как жахнет… Страшно вспомнить. Тут и кончилось его капитанство.
— Да, пострадал человек за любовь… — философствует Шулейкин.
Маришка не выдерживает:
— При чем тут любовь? Может быть, это было у него минутное увлеченье…
— А ты что слушаешь? — сердится кок. — Ты работай.
— Ничего я не слушаю… Мне и неинтересно!
Филиппыч заглядывает в котел и ахает: в супе плавают очистки, а в поганом ведре чищеный картофель.
— Ну, ответь, какая от тебя в жизни польза? — горестно вопрошает кок. И сам себе отвечает: — Никакой пользы, кроме вреда!
«Евгений Онегин» идет по синим волнам океана…
…Маришка печально сидит взаперти в своей каюте.
Лязг замка. Входит матрос Кныш.
—
— Неси назад. Объявляю голодовку.
Кныш удивленно смотрит на девушку.
— Я требую, чтобы сюда пришел старпом. Пока не придет, ничего не буду есть!
— Не дури. Скажи лучше, куда вилки-ложки дела? Команде есть нечем.
— Ешьте руками… Придет старпом, тогда скажу.
Пожав плечами, матрос поворачивается к двери.
— А что за компот? С персиками? — не выдержав, спрашивает Маришка.
— А какая тебе разница? Ты же заявила голодовку.
— Ладно, компот оставь… А по остальному — голодовка.
Матрос уходит. Марианна со вздохом принимается за компот, но тотчас, вскрикнув, вскакивает. В углу появился знакомый нам мышонок.
— Нашел, чертенок. Ну чего ты за мной ходишь?.. Сидел бы в кладовке — там продуктов много…
Мышонок взбирается на стол, усаживается против Марианны и внимательно смотрит на нее своими черными глазками, Марианна садится в дальний угол каюты.
— Неужели непонятно, что человек может бояться мыши… Какой-то ты глупый… ну ладно, сиди. Только не подходи ближе…
Мышонок шевелит носом, подбирает хвост, видимо, приготовляясь к беседе.
Маришка отставила компот, уютно уселась в уголке и задумчиво говорит:
— Эх, мышь, мышь, хочешь, я тебе расскажу об одной дуре, которая полюбила не человека, а кусок железа…
Мышонок слушает, поблескивая черными бусинками глаз. Вдруг он насторожился, прислушался и исчез.
Щелкает замок. Входит старпом.
— Зачем вы меня вызвали?
— Я хочу за все, за все попросить у вас прощение… Мне очень стыдно, что я вас дразнила.
Старпом с подозрением смотрит на Марианну.
— А чем вызвано ваше раскаяние? — сухо спрашивает он.
— Вы меня не обманете своей суровостью, я ведь понимаю, какой вы…
— Я всегда думал, что вы вздорная, бессмысленная, ни на что не годная девица. Но сегодня я понял, что недооценивал вас…
Голос его начинает чуть заметно дрожать. Люди, знающие старпома, сказали бы: «Олег Петрович вне себя от ярости».
— Вы готовы унижаться… лгать… лицемерить, извиняться, лишь бы вас отсюда выпустили!.. Стыдитесь!! — Он берет себя в руки. — А кроме того, не я вас сажал, не ко мне и подлизывайтесь.
Маришке и в голову не могло прийти, что ее искренний порыв будет так ужасно истолкован.
— И это все, что вы поняли? — тихо говорит она и, резко повернувшись, отходит к иллюминатору.