Полюс капитана Скотта
Шрифт:
Пока Бауэрс готовил ужин, Уилсон при свете лампы осмотрел ногу капитана. Никаких комментариев не было, он лишь покачал головой и тут же перевязал пропитанной мазью повязкой.
— И мы уже ничего не сможем сделать, Уилсон? — спросил его Скотт, когда с его помощью переобулся в ночные меховые сапоги.
— В той ситуации, в которой мы сейчас пребываем, — ничего, сэр, — вздохнул тот. — К моему величайшему сожалению. Если бы случилось чудо и с помощью собачьих упряжек мы достаточно быстро добрались бы до базового лагеря, можно было бы прибегнуть к ампутации пальцев или какой-то
Весь ужин их состоял из кубика холодного пеммикана, сухаря и чашки какао. Причем проходил он в такой гнетущей атмосфере, словно бы они, все трое, уже сидели на собственных поминках.
— Предлагаю такой план, джентльмены, — проговорил Бауэрс после того, как сцедил себе в рот последние капли живительного напитка. — Мы делаем еще один переход, стараясь как можно ближе подойти к «Однотонному». Даже при самом худшем стечении обстоятельств мы окажемся в десяти-одиннадцати милях от склада. Там мы ставим палатку, отдыхаем, а утром мы с доктором — без палатки, без саней, налегке, всего лишь с небольшим запасом сухой пищи для двухдневного перехода — отправляемся к складу. Если там есть упряжка Черри-Гаррарда, мы прибываем с ней; если же упряжки нет, возвращаемся с небольшим запасом горючего и провианта, необходимого для того, чтобы втроем, с санками, все-таки дойти до склада. Там мы, имея горячую пищу, отдохнем, подлечимся и пойдем дальше.
Капитан и доктор выслушали его, и еще в течение нескольких минут молчали.
— Как вы относитесь к такому плану, доктор? — спросил Скотт.
— Удивляюсь, что в голову мне не пришла та же мысль. Налегке, без саней, одиннадцать миль мы можем преодолеть в течение суток. Ведь преодолевали же мы такие расстояния по пути к полюсу, да еще и в санной упряжке.
— Причем бросить вас на произвол судьбы мы не сможем, — заверил Бауэрс капитана, — поскольку без палатки мы долго не продержимся. Да нам и в голову не могло бы прийти такое, сэр.
— Никаких сомнений относительно цели вашего броска к складу у меня не возникает, джентльмены. Я согласен ждать вас. И тешу себя надеждой, что упряжка Черри-Гаррарда все еще будет у склада.
— Мы — тоже, сэр. Но готовимся к худшему варианту.
— Не исключено, что три ночи вам придется провести без палатки, на сорокаградусном морозе.
— Попытаемся возвести нечто подобное эскимосскому иглу. А спальные мешки будут с нами, в рюкзаках.
— Иглу! Конечно же иглу! — поддержал его Скотт. — Я совершенно забыл об этом гениальном изобретении северных народов. Они строят эти снежные хижины, закрывают снежными кирпичами вход и оставляют, чтобы затем, во время охоты, в них могли находить пристанище и они сами, и другие северные бродяги.
— Вы в это время отдохнете, капитан, — поддержал Бауэрса доктор, — получив возможность по несколько раз в сутки смазывать пальцы своих ног. Это позволит вам продержаться до базового лагеря.
Идея Бауэрса настолько захватила доктора и капитана, что до самого отхода ко сну в палатке господствовала атмосфера какой-то внутренней, духовной приподнятости. Полярники вновь оживились, вновь стали строить всевозможные планы, а главное,
35
Расчет лейтенанта оказался точным. Несмотря на пургу, полярные скитальцы все же сумели дойти до одиннадцатимильной черты и установить палатку. Это произошло в понедельник, 19 марта, когда они все еще жили приготовлениями: лейтенант и доктор — к спасительному походу за горючим и продовольствием, а капитан Скотт — к ожиданию их в палатке. Чтобы утром не терять времени, двое «викингов», как назвал себя и доктора лейтенант Бауэрс, еще с вечера подготовились к переходу, так что утром оставалось лишь уложить в рюкзаки свои спальные мешки.
Но судьба есть судьба: к их завтраку разгулялась такая пурга, при такой убийственной сумеречности и такой силе ветра, что сама мысль о походе к складу казалась безумной. Тем более что у «викингов» не оставалось никакой возможности ориентироваться в пространстве, которое должно принять их.
— Придется подождать, джентльмены, пока эта безумная стихия угомонится, — спокойно молвил лейтенант, вернувшись после пробного выхода из палатки и осмотра следов, которые должны были вести в сторону склада.
— У меня зарождается такое предчувствие, — сказал Уилсон, вновь забираясь в спальный мешок, — что этот снежный ураган — последний знак небес.
— Не стоит терять выдержки, джентльмены, — отозвался Бауэрс. — К полудню ветер может утихнуть. Даже если это произойдет к ночи, я готов идти. Ночи сейчас еще достаточно светлые, чтобы делать геодезические наблюдения и ориентироваться на местности.
Уилсон его намерения не поддержал, однако лейтенант не обратил на это внимания. Он действительно готов был идти один. К тому же отказа Уилсона не последовало.
Однако ни в тот день, ни в два последующих отправиться к складу гонцы так и не смогли. Метель ни на минуту не утихала. Большую часть этого времени полярники провели в спальных мешках, в полусне, поскольку так легче было бороться с голодом и сохранять силы. Утром 22 марта Скотт записал в своем дневнике: «Вьюга не утихает: Уилсон и Бауэрс не смогли идти — завтра последняя возможность. Топлива нет, еды осталось на один или два раза, наверное, близок конец. Решили дождаться его, — пойдем к складу, с вещами или без них, и умрем по дороге».
Только написав это, Скотт обратился к своим спутникам:
— Предлагаю: как только вьюга немного утихнет, отправляемся к складу втроем. На санях остаются только спальные мешки и палатка. Остатки еды — в рюкзаках. Когда силы будут покидать нас, сани бросим, возьмем только спальные мешки, которые привяжем к спинам, и палатку.
— Если выживем, за санями можно будет вернуться, — поддержал его Бауэрс.
— Скорее всего, мы погибнем, но зато в пути, в борьбе… — согласился доктор.
— Все, больше к этой теме не возвращаемся, — закрыл совещание Скотт. — Ждем воли небес. А пока что мне нужно написать еще несколько писем. На всякий случай. Он придвинулся в своем спальном мешке ближе к выходу, к свету, и открыл дневник на том месте, где он прервал письмо, адресованное жене: