Порочная игрушка
Шрифт:
— Есть хочу, — надувает губы шлюха.
Мою грудь пронзает неожиданная резкая боль — чертовы воспоминания из прошлого сами собой всплывают в голове, и я вынужден проглотить желчь, подступающую к горлу.
— Я накормлю тебя. Иди сюда, Банни.
Ее ноздри раздуваются, реагируя на имя, но она, не колеблясь, ползет на коленях к моим раздвинутым ногам. Могу поспорить, она отсосала бы мне, если бы я попросил. Но я не прошу.
— Закрой глаза и открой рот.
Банни кладет ладони на мои колени, и мне тут же хочется отпихнуть ее подальше от себя.
Я начинаю чистить банан, и его запах немного перебивает вонь ее тела. Игрушка стонет. Она говорила, что сделает что угодно за гребаные наркотики, и ко всему прочему жалкое существо практически голодает. Это съедает меня изнутри, поэтому я быстро чищу банан, прежде чем сделаю какую-нибудь глупость — например, обниму ее.
— Хочешь? — спрашиваю я и провожу кончиком банана по ее губам.
Игрушка кивает, пальцами впиваясь в мои бедра, и раздвигает ноги, открывая доступ к паху. Опять же, этот жест должен был меня разозлить, но прижатый боксерами член встал.
— Ешь, как приличная девочка. Там, куда мы едем, будет много еды.
Тон моего голоса успокаивает ее, и она чавкает бананом. Шлюха выглядит, как голодающая собака. Когда она доедает банан, я даю ей бутылку, попутно встряхивая ее. Белое облако от таблетки, которую я заранее бросил туда, кружится в бутылке.
— Вот, выпей. Все до конца.
Она открывает рот, и я прижимаю бутылку к ее губам. Она пьет с жадностью, пока бутылка не становится пустой.
— Ты не расстегнешь их? Я могла бы попробовать. Я могу поднять его, если хочешь потрахаться.
Рвение в ее глазах вызывает раздражение, и мне хочется ударить ее по лицу.
Я ничего ей не отвечаю, вместо этого смотрю в ее вопрошающие глаза, которые начинают мутнеть. Дюбуа резко нажимает на тормоз, и игрушка падает на мою грудь, животом прижимаясь к моему толстому твердому члену. Из меня вырывается стон, и меня накрывает желанием трахнуть ее прямо сейчас.
Хочу скинуть ее на пол, чтобы она отстала от меня, прежде чем сделаю что-то глупое и импульсивное. Но когда она скользит руками вокруг моей талии, пока засыпает, я успокаиваюсь. Она удовлетворенно вздыхает, а вскоре я ловлю себя на том, что глажу ее длинные грязные волосы.
— М-м-м, — бормочет она, пока таблетки погружают ее в сон. — Спасибо, что спас меня.
Ее слова буквально врезаются в меня, и мне хочется накричать на нее. Сказать ей, что я хренов монстр, что собираюсь превратить ее жизнь в ад. Хочу плюнуть ей в лицо и объяснить, что собираюсь сделать ей очень больно, и мне принесет удовольствие рвать ее на маленькие кусочки.
— Не благодари меня, Банни, — говорю я тихо, хотя знаю, что она уже вырубилась. — В этой истории я — охотник, и я охочусь на кролика.
—
Я просыпаюсь и ругаю себя за то, что заснул, пока мы ехали. Это не в моих правилах. Я всегда должен быть настороже, но по какой-то причине упустил это. Эта сучка могла бы зарезать меня во сне. Она стонет, и я качаю головой в раздражении, увидев, что Банни каким-то образом забралась ко мне на колени, а я обнимаю ее. Как я и говорил, это именно то, чего мне делать не стоит.
Но она голодала.
Позволяю чувству вины нахлынуть на меня и успокоить мой гнев. Только на этот раз. Путь был неблизким — я не так молод, как привык считать. Не могу сказать, что тридцать восемь лет — это много, но усталость накатывает все чаще.
Дюбуа выходит из машины и открывает заднюю дверь. По его виду и вздернутым бровям могу сказать, что он хочет спросить, в порядке ли я. У меня на руках вонючая задница девушки, и это ненормально. Но он знает свое место, и поэтому молчит. Я забочусь о моих игрушках, и сегодня эта нуждается в дополнительном уходе. Если попрошу Дюбуа отнести ее в отель, он сделает это, однако он знает, что это мое дело.
Я вылезаю с хрупкой девушкой на руках, и как только он закрывает за мной дверь, мы вместе направляемся к боковому входу. Одним взмахом карты Дюбуа проводит нас внутрь, и мы входим в небольшой лифт. Он нажимает «П», и мы начинаем подъем на верхний этаж.
— Я так рад, что пришло время ее отмыть, — бормочет он себе под нос.
Я ловлю его взгляд.
— Сегодня кое-кто забыл свое место. Я плачу тебе кучу гребаных денег, чтобы ты об этом помнил.
На мгновение его глаза становятся шире, а затем Дюбуа делает шаг назад. Он отрывисто кивает головой, и я возвращаю свой взгляд к игрушке. В этом освещении я могу разглядеть темные корни ее волос и непроизвольно рычу. Ярость растет внутри, и я хочу сбросить ее на пол, выплевывая обвинения.
— Она брюнетка, — огрызаюсь я.
Дюбуа шагает вперед и осматривает ее волосы.
— Да, так и есть, сэр. Должны ли мы ее вернуть?
Две недели после того, как избавился от Свон, я провел, обдумывая образ своей следующей игрушки. Милая рыжеватая блондинка, вот чего я хотел. Мы объездили весь Лондон и не нашли ни одной сучки с такими простыми критериями. Чтобы найти ее, пришлось ехать четыре часа до Болтона.
— Я хотел рыжеватую блондинку, — жалуюсь я с ворчанием.
Его темные глаза встречаются с моими.
— Таких было много в Америке. Возможно, нам следовало поехать в Техас, а не в Великобританию.
Если бы я не держал в руках эту хорошую игрушку, уже бы надрал его дерзкую задницу.
— Ты знаешь, что я ищу свои игрушки в Соединенном Королевстве, а не в Америке. Конец гребаной истории. Она должна быть здесь.
Дюбуа пожимает плечами, и мне интересно, что, блядь, нашло на него сегодня.
— Есть краски для волос. Мы можем сделать ее такой, как вы захотите.
Я с отвращением сжимаю губы.