Порождение двух миров

GibBenk

Он осмотрел жилище Мирель и замер, встретившись с ней взглядом.

– Эймвир, ты что…

– Лягу здесь, конечно. Мне так будет спокойнее.

Охотник раскидал солому рядом с головой северной и лег. Одну руку он положил ей на шею, а другой подпер свой затылок.

– Это мой дом, - смущенно возразила она.

– Тогда прогони меня, - он усмехнулся, - если сможешь. Как твой друг и наставник, я запрещаю тебе меня прогонять.

Она насмешливо фыркнула и пустила огонек, отчего роскошная борода Охотника чуть

не вспыхнула.

– Извини.

– Поделом мне, - он смахнул пепел, - Если хочешь, можешь побыть лошадью, чтоб лучше спалось.

Мирель странно зарычала. Прерывисто и очень поверхностно. В этом звуке не было и намека на угрозу. Эймвир догадался, что она так пытается смеяться.

– Теперь я чувствую, насколько устала, - она снова зевнула, - Я буду спящей лошадью. А спящая лошадь далеко тебя не увезет.

Эймвир широко улыбнулся, удивленный её юмору.

– Ты сказал: «так будет спокойнее» - сменила она тему, - Дело не только в моем хорошем сне. Верно?

– Да. Я предвосхищаю встречу с дикими летунами. Вспоминаю, как жестоки они были. Тогда у меня были друзья - Отряд из крепких и опытных в бою мужчин… Сейчас мой Отряд, - он погладил чешую на её шее, - это ты. И ты тоже мой друг. Друг, которого они очень хотят забрать… В бою мы поможем, но, если они выманят тебя хитростью - нам не успеть. Я снова потеряю Отряд… и друга.

Они умолкли. Что-то обдумав, Мирель подняла голову и осторожно ткнулась носом в лоб Эймвиру. Он удивленно заморгал, глядя ей в глаза.

Дело в том, что подобное движение Охотник уже видел. Очень давно, когда Отряды не встречали смертоносного сопротивления от диких летунов. Они с товарищами выслеживали и изучали поведение некоторых особей. Однажды им удалось подкрасться к гнезду, где зеленая ирэль охраняла свою кладку. Таким осторожным, или даже нежным движением она двигала и переворачивала яйца…

– Что это значит? Что это было, Мирель?

Она вздохнула.

– Я не обидела тебя?

– Нет… Так что это, по-твоему, значит?

– Поцелуй. Кажется так.

– Понятно… Скажи честно, тебя научил Молдер?

– Не ругай его. Разве Молдер сделал плохо? Он сказал, что этот жест означает привязанность. Значит поцелуй - добрый жест.

– Добрый - верно. А вот что не буду его ругать - обещать не буду.

Она вновь ненадолго задумалась.

– Как друг, я запрещаю тебе ругать Молдера.

Не выдержав, Эймвир захохотал.

– Хорошо, так и быть. Молдера ждет пощада.

– А еще, как друг и как ученица, я обещаю тебе, что не дам им себя обмануть. Что бы они ни говорили.

Он умолк и крепко обнял Мирель за шею. В глазах у него стояли слезы.

«Действительно. С ними, как в сказке…» - повторил он про себя те слова.

В этот раз Эймвиру снова снилась Мирель. Только теперь она не пыталась напасть на него.

Охотник,

весь испачканный кровью её собратьев стоял внутри жилища за решеткой, запертый, а северная с интересом и сочувствием смотрела на него из коридора. Постепенно он будто становился выше, а она - ниже. Вдруг очертания тела Мирель расплылись. Когда четкость возвратилась, перед Эймвиром был уже не летун. Красивая нагая девица с светло-карими глазами и русыми волосами теперь смотрела на него боязливо. Недоверчиво...

Охотник хотел спросить у красавицы, что её испугало, но вместо слов из его глотки вырвался лишь звериный рык. Осмотревшись, он понял, что стал летуном. Чернокрылым, которого так привлекала красота девицы, что разум уступал место желанию. Эймвир-летун начал биться о решетку, толкать её, пытаясь вырваться из заточения и тем самым лишь больше пугал Мирель-девушку.

Заметив за спиной северной движение, он замер.

Огромная черная когтистая лапа легла на плече девушке, а из мрака на Эймвира-летуна уставились ясные, зеленовато-желтые глаза. Пронзительный взгляд, от которого он почувствовал воодушевление и своё ничтожество одновременно.

Лицо Мирель-девушки исказила гримаса ужаса. Она не могла сопротивляться. Кейнерт медленно уводил её в безграничный мрак, заменивший собой стену коридора напротив камеры, где заточен Охотник. Они были все дальше и дальше, а Эймвир, глядя на них, оцепенел.

– Помоги!
– крикнула она отчаянно перед тем, как раствориться в темноте вместе с теми хищными глазами.

Эймвир проснулся.

Мирель вздрагивала во сне и что-то неразборчиво бормотала.

– Не тронь его… прошу… - вдруг сказала она яснее, - Он мой друг…

Холодок пробежал по спине наставника. Стараясь не шелестеть подстилкой, он потрепал свою бороду и убедился, что подгоревшие волосы остались на месте. Слишком правдоподобная деталь для сна. Затем Эймвир осторожно положил руку на шею Мирель и начал гладить.

Северная перестала бормотать, потянулась и, не открывая глаз, положила голову наставнику на грудь.

С самого утра в Арбиен началась суета. Рабочие снаряжали телеги, а Мальвен криком поторапливала тех, кто осмеливался ходить пешком. Коргвин и Гойнер с деловым видом расхаживали по двору и обсуждали, что нужно взять с собой еще.

Эймвир и Молдер одевали Мирель в легкую пуховую накидку. Пусть она и северный летун, но из-за того, что большую часть времени провела в утепленном подземелье, не была привычна к длительному пребыванию на морозе. Накидка имела почти идеально-белый окрас. Теперь, притаившись в снегу, Мирель вообще могла стать невидимой издали.

Перед выходом во двор они проведали Бури. За ночь он лишь сместился чуть ближе к стене. Кровь свернулась, оставив черные подтеки на его лапах и голове. Свежих алых пятен не было видно.