Послания Ивана Грозного
Шрифт:
крылосе было: благочестия ради болми монастыри распространяются, а не
слабости ради.
Приидем же паки на Великаго Илариона списание, и тамо реченно есть:
«Вси, иже мира сего отвергшеися, иже образ иноческий приемшеи и крест
Христов на рамо вземши, иже апостолом нарекшися наместницы, да
возлюбим нравы их, их же образ носим, да последуем их, им же и ученицы
нарекохомся, да возненавидим земная вся, яко же и отцы наши! Приидете,
вопрошаем
ученика, возлегшаго на перси Господня и почерпъшаго мудрость от них;
приидите мятущийся в земленых; приидите на двое мыслящий, мирских не
отвергъшеися, и вечную жизнь усвоивше; приидите вопрошаим Иоанна
девьственника, и повесть ны полезная. Глаголи нам, глаголи Иоанне
Богослове, что сотворим, да спасемся? Ними хитростьми муки избудем и
вечную жизнь обрящем? Хотели быхом царствия небеснаго, но не истинно
есть хощем, - не видимо бо есть то ныне. На любовь же мира сего
укланяемся, любим злато, берем имение, любим храмы светлы, любим
славу, и честь, и красоту, видима бо суть всем пред очима. Повеждь ны
истинну, апостоле, и разсуди прю нашю, и смири ны, да вси едино мыслим.
Сущий бо в нас богатии мниси безименныя укоряют, и безъименнии
богатых осужают. Отвещай ны, красота апостольская Иоанне, отвещай к
сим, громогласная уста, и возгласи: Аз же яко слышах и видех от самого
словесе Божия, такоже и проповедаю, и ни единаго же вас обинуюся,
истинно и велегласно глаголю: «Не любите мира, ни яже суть в мире. Аще
бо кто любит мир сей, несть любви отча в нем, яко все, еже в свете сем
похоть плотьская и похоть очная, гордыни житейская. Несть от отца, но от
мира сего. И мир сей мимо ходит и похоть его, а творяй волю Божию
пребывает вовеки». Се убо, о нем же мя вопрошаете, отвещах. Слышахом
убо от тебе реченная, апостоле Христа Бога, и вемы, яко истинна то есть.
Но овем от нас угоден является глагол твой, понеже аки по них глаголет,
другим же аки неугоден, им же премену жития им глаголаше: убо не
можем увыкновенных оставити и начати необычное житие. Тяжко бо си
творим, еже навыкше по обычней келий, и много имущей, и на вся
взирающе, веселимся: таже паки во един час тщу и ничто же имущу
сотворити ю, преже богату слышавшуся и множеством владеющу, паки же
убогу и нищу от всех взываему быти? Таковых ради тяжка нам являются
словеса твоя, о апостоле Христов! К сим же апостол: како убо словеса моя
неудобь творима вам являются? Не аз ли есмь апостол глаголавшаго:
«приидете ко
175
Возмите иго мое на ся, иго бо мое помазано и бремя мое легко есть»? Аз бо
есмь благословеннаго Бога апостол, незлобивый зватай в небесное его
царствие. Звание же мое сицево: друзи возлюблении и братия, оставите
земная, да небесная приимете. Пребудите в нищете на земли, да в вышних
обогатеете. Пребудите во алкоте и в жажди во время се, и по мале
прешедше в вечная жилища, и насытитеся, и возрадуетеся радостию
неоскорбляемою. Егда в пагубу и вотще велю вы мирская отврещи?
– но на
восприятие сущих выше мира. Вем же, яко слабости ради вашея и
невоздержания, сластолюбия же и златолюбия, и миролюбия словеса
спасеная трудна вам бывают. Еже не по истинне собрати имение, и славну
быти, не всем подобно в человецех бывают. А еже расточити собранная и
раздаяти имение всем мощно есть и ни мале труде причастно. Аще бо
хощете быти истиншш богочетцы и небеснии человецы, в земных себе ни
мало вменяйте: потаитеся зде да тамо явитеся, помолчите ныне да тамо со
дерзновением ко отцу возглаголете, и будете яко чада присная Богу и
наследницы царствия его. Се убо слышахом, братия, апостолово слово и
учение, яко не обинуяся глагола нам. Сице, возлюбленная братия, да
разсудим: их же житие в мире сем, ведуще, яко по времени когождо
прешествие отсюду настоит, и сего ради понудимся, да не укоризны и
смеха достойно житие поживем зде, паче же плача и муки достойни
явимся, аще жизнь мира сего любезно лобзаим. Но подвигнемся, но
потщимся, да в вечнем пребывалищи написани готови явимся в Вышнем
Иерусалиме, во граде небеснем, иде же имена крестившихся написана
суть, их же отход от сюду неведом, их же сам Господь зватай, и путь, и
вожь, и свет, и правитель в царствие небесное, их же образ ризный странен
и нелеп, никоей же земли приличен, одеяние черность имущее,
возвещающе зде сетованное и плачевное житие. Мы же образ таковаго
одеяния носяще и приплетаемся земных вещей, яко мирьстии, учащаем
нивы, исполняем гумна, украшаем храмы, удивляем до мы, приносим имя
свое ко всем человеком, яко дивно. А о том, ямо же въскоре отидем, не
хощем ни в мысли нашей помянути: то чим есмы хуждьши мирских. Мира
держимся: еже бо видим у мирских что дивно, тогда всею силою
подвизаемся, дабы у нас тоже было. А не помянем, яко того есмы всего