Последняя битва
Шрифт:
Паника начала сжимать легкие в стальную сетку, спину бросило в жар, пот заструился по вискам, сердце бешено колотилось в ушах.
— Ребята, где вы? — крикнула я.
Наушник зашуршал, и послышался крик Ляжки:
— Мы застряли, Тесс. Мы бежим обратно за другим Аяксом. Что у вас там?
— Все плохо! Все очень плохо! — ответил Калеб.
Цепная миграция наверняка уже подстегнула и остальных зараженных последовать за запахами собратьев, проснувшихся от бродящих рядом людей. Чертов Лин! Почему нельзя было сразу сказать, что я мол космонавт, идемте-ка покажу чего. Я тесно прижалась к спине Калеба, рассчитывая наши шансы наперед. А силуэты
— Обратно в корабль! Лезем в обратно!
Не знаю, насколько прочными делали космические корабли, но их точно не разрабатывали для отражения атаки чудовищ с силой достаточной, чтобы перевернуть тридцатитонной Аякс или вспороть металл своими острыми когтями. Но мне необходимо защитить Калеба до приезда людей. Он ведь воняет человечинкой!
Мы побежали обратно в корабль, но тут опасность подоспела в момент, когда ее не ждали. Зараженные, бежавшие к нам с восточной стороны выпрыгнули из-за корабля, как летящие с небес ангелы. Довольно уродливые и вонючие ангелы, должна заметить. Трое уродцев раскрыли свои пасти в полете, замахнулись своими когтями, и я так и застыла от этого охренительного вида! Не каждый день сталкиваешься со своим поражением, и его осознание вырубает вообще всю деятельность мозга. Калеб прыгнул на меня быстрее чудовищ и повалил на землю. Острые когти прошлись всего в сантиметре от моего лица.
Я не успела прийти в себя, лежа на снегу, как уродец уже успел приземлиться и схватил Калеба за бронежилет, а потом отбросил его с такой легкостью, словно Калеб был тряпичной куклой.
— Калеб! — крик сам вырвался из моей груди.
А сердце вообще остановилось! От вида того, как Калеб вознесся в небеса, у меня случился инфаркт. Калеб упал навзничь, а потом пару раз прокрутился, толкаемый инерциальной силой. Какие же у них мощные мускулы! Они с людьми как в мяч могут играть, набивать их коленом, ногой, головой.
Я тут же выставила вперед винтовку и стала палить в уродца, нависшего над Калебом. Пара пуль вонзились в синюшнее тело, покрытое корочкой засохшей крови, его дернула судорога и он завалился набок.
А вокруг продолжали набегать остальные особи, с каждой секундой они становились ближе на десять метров, несясь к нам на всех четырех конечностях и рыча, изнемогая от голода, который срывался слюной с их длинных клыков.
— Калеб, живее! — крикнула я, перезаряжая винтовку.
Калеб вскочил на ноги и бросился к капсуле, за ним уже по пятам скакали двое синюшных тел без мозгов, но с невыносимой жаждой. Они замахивались когтями в воздухе, едва не сделали засечку Калебу. Я пыталась отстреливать особей, но электропатроны чрезмерно громоздкие, а зараженные передвигались слишком быстро, в итоге патроны один за другим вылетали из дула и витиеватыми спиралями пролетали мимо целей, исчезая в искрящемся снегу.
И тут Калеба-таки настигли. Один уродец прыгнул ему на перерез, взмахнул своей когтистой лапой, и в воздух вознесся фонтан крови.
— Не-е-ет! — заорала я, полностью теряя контроль над собой.
Калеб схватился за горло, зажимая рассеченную гортань, и повалился на снег. Уродцы тут же столпились над ним, я уже бежала со всех ног и продолжала жать на спусковой крючок до одури. А потом когда затвор заглох, а твари уже стали рвать Калеба в клочья, я совсем обезумела.
— Пошли вон! — ревела я во всю глотку.
Едва я добежала до места скорого пиршества моим сержантом, моим другом, моей любовью, я начала
В те пары секунд, что подарила нам судьба, я успела разглядеть рану: четыре глубоких рваных пореза полностью рассекли хрящи, задели трахею и перебили сонную артерию, из которой пульсировал фонтан ярко-алой крови.
Мысль пронзила мой мозг также свирепо, как неодолимый голод внутри этих чудовищ, которые продолжали нестись на всех скоростях к месту потенциального пиршества. Мысль такая же непобедимая, такая же навязчивая и такая же роковая.
— Я не могу потерять тебя, Калеб. Ты знаешь, — выпалила я на одном выдохе.
Он смотрел на меня широкими глазами, пытался что-то сказать, но лишь кровавые пузыри вырывались из рассеченной гортани.
Я одним резким движением резанула свое запястье и прижала его к ране Калеба.
О господи, прости меня! Пожалуйста, прости, что обрекаю на вечное проклятье! Но я потеряла слишком много друзей и родных в этой гребанной жизни, и я ни за что не позволю ей отобрать у меня еще и тебя!
Внезапно я почувствовала крепкую хватку за шкирку, и меня отбросили прочь от Калеба, как мелкую собачонку.
Я приземлилась на плечо, оно хрустнуло, я завопила, чувствуя, как вывихнулся сустав. Но боль тут же отступила, когда перед глазами двое зараженных уже склонились над Калебом, чтобы полакомиться остатками крови.
Я конкретно рассвирепела! Как же вы меня все достали! Хватит пытаться отобрать у меня все, что я люблю! Хватит испытывать мою выдержку! Я скоро начну пытать детей, я уже на миллиметр от того, чтобы начать пытать невинную Тамагочи Фунчозы!
Я встала на ноги, заревела также остервенело, как и эти упыри, а потом побежала прямо на них. Я врезалась в обоих на всей скорости, мы вместе упали на снег, кувыркнулись пару раз, на ходу я избивала холодные тела ножом, те душераздирающе вопили. Едва я встала на ноги, как уже следующие ублюдки пытались оттащить тело Калеба к себе в кусты, потому что поняли, что с такой психопаткой, как я, лучше дел не иметь.
Поздно, ублюдки!
Я снова заревела, уподобляясь чудовищам, и бросилась на них, размахивая ножом.
— Пошли вон! Пошли к черту! Он мой! Слышите? Мой!
Я махала ножом из стороны в сторону, меня с Калебом окружили уже с десяток кровососов. Они скалились на меня, рычали, взмахивали когтистыми лапами, то и дело подпрыгивали поближе, но я тут же делала выпады в их сторону и снова выделывала рукой кульбиты с ножом в воздухе.
Не сразу до меня дошло, что в них поубавилось решимости. Они могли разделаться со мной всего за минуту: одна секунда на то, чтобы расчленить меня, а остальные пятьдесят девять сидеть тут посреди поля и, весело посвистывая, крутить мои филе в фарш, фаршировать мои яичники моими же глазами и, набивая в мои кишки мои же потроха, изготавливать деликатесные колбасы.