Повесть о детстве
Шрифт:
— Что я, с ума сошёл?.. А больше не дашь?
— Четыре.
— Что я, с ума сошёл?.. А ну, покаяш!
Сёма вывалил горсть айданов и, охраняя их рукой, показал Пейсе. Айданы были тяжёлые, со свинцом. Пейся заволновался, глазки его забегали:
— А в придачу про квартиранта расскажешь?
— Ничего я тебе не скажу. Хочешь — делаем дело, хочешь — нет.
— Ну, меняем!
Сёма выхватил из рук Пейся свисток и закричал:
— Цур менки без разменки!
Сделка состоялась. Друзья повеселели.
— Сёма, правда,
1 Р ё б е — титул учёного, в данном случае: учитель.
2 Айданы — кости для игры.
— Неправда.
— А что?
— Мешок привёз.
— Честное слово? А правда, что он ищет невесту?
— Ну откуда я могу знать? Замолчи, а то заберу айданы.
Они вошли в серый маленький домик с матовыми окнами.
В синагоге помещался хедер.
* * *
Ребе сидит за столиком. На пем длинный сюртук и выцветший лиловый картуз. Белыми тонкими пальцами с длинными, грязными ногтями он почёсывает свою густую рыжую бороду. Полная вижняя губа ребе отвисла, видны зубы, маленькие, острые, жёлтые.
— Ну, уже скоро будет тихо? — лениво говорит он.
Но шум продолжается: кто-то кого-то ущипнул, ударил, обманул. Скрипят скамейки, падают на пол книжки. И опять раздаётся тоненький, злой голосок ребе:
— Ну, я спрашиваю: будет тихо наконец или вы скучаете за этим?
Иоселе поднимает кантчик — палочку, к которой прикреплено множество узеньких, как лапша, ремешков. Наступает тишина. Тощая крыса шмыгнула в угол, черпая кошка постояла в раздумье и прыгнула па колони учителя. Тишина. Глаза ребе закрыты. Ему падоели худые, вытянутые лица детей, их рваные куртки, их веснушки, мокрые носы. Всё противно ребе. Он слушает себя:
— И приснился фараопу соп, и пе мог попять фараон сна своего. Будто стоит он на берегу реки, и выходят из вод её семь коров, тучных плотью и хороших видом. И смотрит фараон — идут за ними следом семь других коров, тощих и худых. И съели тощие и худые семь первых коров, упитанных.
И ещё снится фараону: семь колосьев всходят на одном стебле, полных и хороших, и вырастают позади них семь колосьев, засохших, тонких. И поглотили колосья тонкие семь колосьев хороших.
Призвал фараон вещателя самого молодого — пичего тот не сказал ему. Призвал фараон вещателя самого старого — ничего тот не сказал ему. Послал гонцов фараон к Иосифу — и тот всё сказал ему:
«Семь коров тучных, семь колосьев полных — это семь лет. Семь коров тощих, семь колосьев пустых — это семь лет. Наступят на земле твоей семь лет урожая обильного, а потом придут
семь лет голода, и забудется урожай весь, и голод истощит страну. Колосья пустые поглотят колосья полные!..»
Голос ребе звучит ровно, глаза его закрыты. Пейся перебирает айданы в руке — тяжёлые айданы, со свинцом. Сёма смотрит на свисток и думает: коровы тощие, коровы толстые, фараон... Может быть, такой сон был у дедушки, и поэтому в доме пусто и даже в пятницу перестали печь? Вообще жизнь становится труднее,
— Ребе, почему полицейского называют фараон? А?
Иоселе открывает глаза и ударяет ладонью по столу. Испуганная кошка соскакивает на пол. Дети притаились. Пейся сочинил вопрос... Интересно, долго он думал? Ребе подбегает к мальчику и, брезгливо оттопырив мизинец, хватает его за ухо.
— Я спрашиваю, где тебя учили? — кричит ребе.— Я спрашиваю тебя, паршивец, где ты слышал такие слова, чтоб ты не дожил их повторить!
Ребе толкает Пейсю в угол, привычным движением срывает штаны:
— На колепи, ты!
Он суёт в дрожащие Пейсины руки веник:
— Держи, мерзавец!
Пейся стоит на голых коленях с веником в руках, плечи его вздрагивают — он плачет:
— Я ничего не думал!
— Я тебе покажу, я тебе покажу «ничего не думал»! — орёт ребе, бегая по комнате.— Ну, что вы сидите? Я спрашиваю!
Все знают, чего ждёт ребе. Уже много лет существует это наказание — пусть лопнет тот, кто придумал его! Полуголый ребёнок стоит в углу на коленях с веником в руке. По очереди подходят вое воспитанники и плюют ему в лицо, или в спину, или на ноги.
— Ну, что вы сидите? — нетерпеливо повторяет ребе.— Я спрашиваю!
Встаёт сын Магазаника, подходит к Пейсе и лениво плюёт на него один раз, потом, накопив слюны,— второй.
— Молодец! — говорит ребе и успокаивается.— Следующий!
Сёма поднимается со своего места. Лицо его спокойно и решительно. Ребе ласков© смотрит на Сёму: «Ай да Старый Нос!» Старый Нос медленно подходит к ребе и, склонившись к его уху, громко говорит:
— Вы понимаете, я плевать не буду. Не буду! — повторяет он.— Я не могу плевать, вы понимаете? Не хочу! Пусть он это
сделает за пас.— И Сома указывает пальцем на Магазаника.— Ему это правится.
Ошеломлённый робе молчит. Он обводит глазами класс и нервно облизывает губы:
— Шарлатан! Такой шарлатан! Несчастный голодранец! Тебе, наверно, захотелось повидаться с твоим милым папой?
— Хорошо, я плюиу,— тихо говорит Сёма и плюёт на сюртук ребс.
Лицо Иоселе зеленеет. Задыхаясь, оп кричит:
— Все идут домой! Он остаётся здесь!
Мальчики молчат. Сын Магазаника трусливо оглядывается по сторонам.
— Вы слышите? Все идут домой! Он остаётся здесь!
Трое быстро и весело выбегают из комнаты. Остальные сидят молча на своих местах.
— Идите же! — кричит ребс.
Все сидят. Учитель хватает кпут и быстро выходит навстречу испуганной жене. Сёма стоит носреди комнаты, к нему подбегают ребята. Пейся сидит на полу, слёзы текут по его худым немытым щекам.
— Сёма, что ты наделал? Что теперь будет? Боже мой, что теперь будет?!
Комната нустоот. За окном идёт дождь, но вязкой грязи молча шагают дет».