Шрифт:
Давным-давно была на свете страна. Правил ею, как и всеми странами, которые были давным-давно, король, очень добрый, очень всеми любимый и постановивший, чтобы все были счастливы. Все и были очень счастливы, за исключением тех, кто был несчастлив, но, как правило, они сами были в том виноваты. Кстати, они порядком-таки раздражали остальных, и это несколько портило общее настроение и отнюдь не способствовало ни нынешнему счастью уже счастливых, ни будущему счастью пока еще несчастливых.
В общем, страна была как страна, ничего особенного. Все там порешили, что все должно быть как можно лучше, и оставалось лишь постараться так и сделать, В стране этой был принц. Он не состоял в родстве с восседавшими на троне, но не состоял, с другой стороны, и в оппозиции к трону — напротив, он очень любил короля
Это был дивный юноша с изумительно выпуклыми мускулами, а на груди и на спине у него росли густые блестящие волосы, настоящая шерсть — не косматая, как, скажем, у медведя или козла, по и не гладенькая и прилизанная, как у кошки или кролика, вовсе нет, вполне человечья, кучерявая шерстка. Лицо у него было очень правильное, без каких-либо особых расовых или же климатически обусловленных примет, столь часто вызывающих недоверие и неприязнь как у людей, — и взрослых, и маленьких, — так и у собак, получивших должную дрессировку.
По этим причинам многие звали его Прекрасный Принц. Так повелось с того времени, когда он был еще ребенком, и настолько вошло в привычку, что никто уже и не задумывался над смыслом. И когда он со временем стал старше и не был уже такой красивый, его все равно продолжали звать Прекрасным Принцем, потому что это сделалось вроде имени.
Прекрасный Принц рос себе, подрастал, окруженный любовью и восхищением большинства сограждан. Король тоже был наслышан о нем — о ком только не ходит слухи, — и радовался, что он существует, что он молод, и работоспособен, и являет собой украшение страны, где все хотят быть счастливыми.
Когда Прекрасный Принц достаточно подрос, ему надлежало пойти в армию короля. Не оттого, что страна воевала или что-нибудь в этом роде, но: всякая страна, желающая быть счастливой и пребывать таковой и впредь, должна быть в состоянии себя защитить, говорил король. То же самое считал и Прекрасный Принц и потому только рад был пойти в солдаты и послужить па благо страны и короля, ибо тем самым послужил бы, и сущности, на благо самому себе.
В армии он был на прекрасном счету. Он делал все, что ему приказывали, а часто и сам вызывался сделать что-нибудь трудное и рискованное единственно потому, что за свою счастливую жизнь почитал себя весьма обязанным родине, королю и самому себе.
Однажды на учениях они расставили на большом поле мины, закопали их, хорошенько все заровняли, чтоб ничего не было заметно, а сверху посеяли травку и посадили цветочки, чтоб обмануть врага, если таковой обнаружится, и все это показали королю, и он сказал, что в искусстве маскировки они просто молодцы, после чего можно было приступать к извлечению мин, поскольку король все уже видел. Но тут они спохватились, что забыли составить карту с пометками, где расставлены мины, и потому извлечь их теперь из земли будет трудновато.
Тогда генерал предложил выпустить на поле свиней — сходный случай описывался в книжке про одну знаменитую войну, — но, во-первых, запротестовал министр народного хозяйства, заявивший, что это будет просто бесхозяйственность, во-вторых же, взбунтовались общества защиты животных, и, по мнению Прекрасного Принца, совершенно справедливо. Действительно, с какой стати посылать свиней на такую смерть, какой они вовсе не желают, для какой вовсе не предназначены и какой не имеют даже возможности противиться. На смерть к тому же мучительную!…
Тогда кто-то предложил разбомбить весь этот район и тем самым обезвредить мины. Тут уж все рассмеялись. Министр обороны поинтересовался, а известно ли автору предложения, во сколько обходится одна-единственная авиабомба, и сколько бы их потребовалось, и во сколько обходится подъем в воздух одного-единственного несущего боевой груз самолета. В самом деле, свиньи обошлись бы дешевле, но они, как сказано, исключались по народнохозяйственным соображениям. Капитан, расставлявший мины, тот самый, что забыл составить карту минного поля, со смехом спросил автора предложения, каким
Тогда кто-то предложил огородить весь район и оставить в неприкосновенности лет, скажем, на сто, пока мины окончательно не проржавеют. Предложение было передано на рассмотрение во множество разных инстанций, которые не преминули дать свои заключения. Генеральный штаб утверждал, что означенный район является частью учебного плаца и должен быть в таком случае как-то компенсирован, ибо военные учебные плацы и без того уже настолько территориально ограничены, что просто неразумно отказываться от какой-либо территории, не получив в качестве компенсации другую, столь же полноценную, способную в будущем заменить утерянную, не говоря уж о том, что армии, согласитесь, вообще не к лицу нести потери.
Государственное управление по охране памятников старины подчеркивало, что люди, как учит нас опыт истории, осуществив то или иное мероприятие, мотивы которого не вполне очевидны всем и каждому, обычно много раньше, чем через сто лет, забывают о целях данного мероприятия и совершенно независимо от прежних своих решений и веских соображений поступают в соответствии с более разумными требованиями новой эпохи — вследствие чего не исключен риск, что изгородь вокруг данного района довольно скоро — ну, скажем, лет через двадцать пять — будет снесена, и район будет застроен жилыми домами с большими коммунальными квартирами (к тому же в прессе уже обсуждалась нерациональность всякого рода старомодных заборов), вследствие чего не исключена возможность, что такой дом, по поденный на оставшихся в земле минах, в один прекрасный день взлетит на воздух и — если это произойдет зимой, и особенно ночью, когда все спят, — обрушит неисчислимые беды на головы своих жильцов. Главное управление сельского хозяйства заявляло, что они ничего не имеют против предложения как такового, но что если военные власти требуют компенсации за счет пахотных земель, то таковые, в свою очередь, следует возместить лесными угодьями или — еще лучше — пахотными же землями, которые в этом случае придется отобрать у какой-нибудь соседней страны, поскольку в нашей стране их ровно столько, сколько имеется, и больше взять неоткуда. Управление по делам королевских земель дало mutatis mutandis, заключение, подобное заключению Управления сельского хозяйства, предложив, кроме того, чтобы король направил дело на пересмотр генералу с целью рассмотрения возможности рекомпенсации. В повторном заключении Генштаба говорилось, что они отлично понимают, на что намекают ревнители земельных угодий, что они, в той мере, в какой речь здесь может идти о новых, обременительных для военного бюджета расходах по дальнейшему разбирательству дела, предложение это вообще отклоняют, но что в той мере, в какой это касается чисто практической стороны дела, а именно приобретения у соседней страны подходящих земель, они согласны, это задача чисто военная, и они охотно ею займутся; тем более что подобная операция продемонстрировала бы насущность проблемы военной обороны, а значит, и проблемы расширения территории учебных плацев.
Одним словом, король получил множестве самых разных ответов, которые его совсем сбили с панталыку. Попробуй реши, как тут быть. Много было таких, кто считал, что единственное возможное решение вопроса — начать войну и таким путем возместить утерянное поле. В сущности, это ведь и справедливо: не будь соседняя страна так неудачно расположена, вообще бы не возникло необходимости держать в целях обороны армию.
Теперь же эта самая армия во время своих полевых учений случайно заминировала целое поле, которое хочешь не хочешь, а приходится чем-то возмещать. Следовательно, не будь рядом соседней страны, не было бы и надобности в компенсации поля. Будет только справедливо, если эта соседняя страна хоть в малой степени посодействует решению проблемы.