Приключения Конан Дойла
Шрифт:
На следующий год он впервые принял участие в расследовании паранормального явления. Полковник Элмор, ветеран афганской войны 1878–1880 годов обратился в общество с просьбой осмотреть его усадьбу в Дорсете: по ночам якобы кто-то ходит по комнатам, волоча за собой тяжкие цепи, и при этом тихо стонет его “страдающая душа”. Собака отказывается заходить в некоторые помещения, а большинство слуг уже взяли расчет.
Три члена общества — Конан Дойл, доктор Сидни Скотт и Фрэнк Подмор, известный психолог, — отправились в Дорсет, по дороге в поезде внимательно изучив “свидетельские показания”. Было решено сделать вид, будто приехали навестить старого фронтового товарища, чтобы не пугать жену и дочь полковника.
За ужином говорили
Но несколько лет спустя дом сгорел, а в саду нашли скелет ребенка лет десяти. И тогда Дойл пришел к выводу, что в усадьбе все же обитало привидение: “Дети, внезапно умершие насильственной смертью, могут оставлять на земле некоторую часть своей жизненной энергии”.
Надо сказать, эту историю он рассказывал по-разному. Джеймсу Пейну, редактору, он говорил, что у Элмора были жена, дочь и сын, и что именно сын, по зрелом размышлении, стоит за всеми таинственными происшествиями. Джером К. Джером уверял, что он слышал от Дойла другую версию: роль привидения исполняла взрослая дочь полковника, “незамужняя дама лет тридцати пяти”. Автор детективов сразу ее заподозрил: когда все выбежали из комнат, разбуженные грохотом, она утверждала, что ничего не слышала и им все примерещилось. И когда на следующую ночь Дойл ее уличил, она созналась, что делала это назло родителям, а зачем, и сама не знает. Он обещал ей сохранить все в тайне, и больше привидение не давало о себе знать. Но на лекциях, которые Дойл читал по всему миру, он твердо придерживался варианта с погибшим ребенком.
В рассказы о Шерлоке Холмсе ему, впрочем, хватило здравого смысла не вводить никаких потусторонних сил — это противоречило бы “дедуктивному методу”. Но в других произведениях — “Сквозь пелену”, “Вот как это было”, “Номер 249”, “Коричневая рука” — Дойл активно использовал сверхъестественное.
Что касается Джин, то поначалу она отнеслась к увлечению мужа очень нервно. Ей казалось, что надо оставить в покое потусторонние силы, поскольку дело это темное и опасное. Это было, пожалуй, единственное расхождение между супругами. Однако в начале войны ее отношение резко изменилось, и решающую роль здесь сыграла ближайшая подруга Джин Лили Лодер-Саймондс.
Когда началась война, Лили переехала в Уиндлшем. Здоровье у нее было слабое, она страдала бронхиальной астмой, но это не мешало ей быть весьма успешным медиумом. Особенно удавались Лили так называемые “автоматические письма”: спиритуалисты, впадая в транс, записывают то, что им “диктуют духи”. Некоторые медиумы написали под такую “диктовку” целые романы и огромные поэмы (по большей части, впрочем, никуда не годные).
Сначала Дойл с недоверием воспринимал это, но Лили Саймондс убедила его, что и впрямь контактирует с духами. Она получала сообщения от братьев — трое были убиты на Ипре, — ив этих сообщениях содержалась секретная военная информация, которую ей больше неоткуда было узнать. Кроме того, когда на “Лузитании” погибла ее сестра, рука Лили самопроизвольно начертала: “Это ужасно, ужасно и будет иметь большое значение в войне!” Дойл понял, что речь идет о вступлении в войну Соединенных Штатов.
Лили,
Лили Лодер-Саймондс была приличной дамой из уважаемой семьи. Ни о каком сознательном надувательстве с ее стороны речь идти не могла. Но тогда как же объяснить ее поведение? Допустим, что касается “автоматического письма” — это известный психический феномен. Возьмите ручку, посидите над листом бумаги в рассеянной задумчивости… что-нибудь да напишете, а уж как это истолковать, дело вкуса.
Есть и еще одно важное обстоятельство: Лили обожала, буквально боготворила Конан Дойла, некоторые их общие знакомые полагали, что втайне она была влюблена в него. Вполне вероятно, она всячески старалась угодить ему. А что же могло порадовать его более, чем убедить его жену в существовании “того” мира? “Военные тайны”, которые узнавала Лили, тоже могут иметь вполне реальное объяснение. В доме постоянно гостили, жили и развлекались офицеры. Разговоры велись самые откровенные, так что услышать Лили могла все что угодно — имена, названия частей, полков, населенных пунктов… Да и сам хозяин дома регулярно читал им вслух куски из своей “Истории”. А узнав о гибели “Лузитании” и смерти сестры, кто угодно написал бы, что “это ужасно”. И о разговоре мужа с братом, важном для всех в семье, Джин сама могла упомянуть любимой подруге. Одним словом, кто хочет поверить, тот найдет аргументы. Конан Дойл хотел верить.
Далеко не все в семье Дойла разделяли его новые взгляды. Ни у матери, ни у сестры Иды или старших детей Дойл не нашел поддержки. Мэри Дойл, которой тогда было уже восемьдесят лет, Артур, несмотря на ее явную антипатию к его увлечению, писал 9 мая 1917 года, что он “убежденный спиритуалист”: “Кингсли сейчас на фронте… Я получаю от него бодрые письма, но я очень беспокоюсь о нем. Меня не пугает, что мальчика убьют, отныне меня не тревожит смерть, но я ужасно боюсь увечий и страданий. Все, впрочем, предопределено…”
А Кингсли писал с фронта своей тетке Иде, что у него большие сомнения по поводу спиритуализма, но он не собирался спорить об этом с отцом. Он был искренне верующим христианином и писал сестре Мэри, что спиритуализм и “то прекрасное и духовное”, что есть в религии, несовместимы. Мэри полностью соглашалась с братом и говорила, что ей кажется чем-то “болезненным, неестественным” общаться с тем, кого любишь, через тело постороннего медиума. Но в итоге она сдалась и под влиянием отца приняла спиритуализм.
Ида написала брату, что идея, будто “духи болтаются над землей”, представляется ей весьма сомнительной. Она получила от него резкий ответ, где были такие слова: “То, что мы думаем, не имеет ни малейшего значения”.
К осени 1917 года Конан Дойл окончательно созрел, чтобы публично заявить о своих религиозных воззрениях. Для этого он решил выступить на собрании Лондонского союза спиритуалистов. Проходило оно в Британской галерее художников 25 октября. С самого начала Дойл объяснил собравшимся, что прошел долгий путь размышлений и колебаний, пока не убедился окончательно и бесповоротно, что идеи спиритуализма вполне здравы и объективны. Он говорил почти час, в частности о том, что нет противоречий между официальной религией и спиритуализмом, хотя бы потому, что в основе обеих лежит глубокая вера. Говорил и о том, как происходит переход в мир иной — просто и безболезненно; о том, что духовное тело — аналог физического; что загробная жизнь есть лишь логичное продолжение земной и что все в мире течет и продолжается в удивительном, волшебном развитии.