Приключения в стране тигров
Шрифт:
Так или иначе, Виктору удалось завоевать уважение бирманцев, ибо даже самые дикие народы ценят отвагу и смелость. Кроме того, поскольку Фрике должен был предстать перед самим монархом, на него смотрели как на важного государственного преступника и относились с должной предупредительностью.
Оружие у парижанина забрали, но при этом рассыпались в любезностях, столь милых сердцу восточного человека, и в цепи не заковали, не связали — просто приглядывали, ни на минуту не выпуская из виду, что в данном случае было совершенно достаточно.
Кормили его обильно, постель была мягкая в превосходном
«Я сейчас в положении человека, упавшего с седьмого этажа и имеющего время подумать: «Лететь мне нравится, но вот что ждет на земле?» А, будь что будет! Сейчас надо радоваться, а погоревать всегда успею».
Спокойствие и несокрушимая самоуверенность парижанина не были поколеблены, когда он блуждал по тектоновому лесу; он остался невозмутим и теперь, когда перед его глазами возник Мандалай, нынешняя столица так называемой независимой Бирмы.
Он сошел по трапу; всадники из эскорта подвели ему коня, Фрике легко вскочил в седло и дорогу до королевского дворца коротал в обществе все того же министра.
Меж тем слух о возвращении экспедиции, столь торжественно отправившейся за Белым Слоном, подобно молнии распространился по столице.
Повсюду говорили о неудаче, не видя священного животного. Охотников, вернувшихся с пустыми руками, встречали насмешливыми выкриками.
Наконец колонна подошла к воротам, ведущим в королевскую резиденцию; въехав в них, Фрике спешился в большом дворе, где справа располагались небольшая пагода и башенка с колокольней, а слева — какие-то большие плоские здания, похожие на амбары и довольно жалкие на вид.
Караул с саблями наголо окружил его и повел через двор мимо здания, где вершился суд, и мастерской, где чеканилась монета; наконец, француз оказался у небольшой двери в довольно низкой стене.
Министр, рассудив, что пленника такой важности не следует вести в зал суда, предназначенного для преступников, своей волей приказал препроводить его в зал для аудиенций, что было большой честью.
Сказав несколько слов по-бирмански офицеру, командующему караулом, сановник отправился с докладом к императору.
Офицер открыл дверь и пропустил юношу в манхгау — иначе говоря, хрустальный дворец. Дойдя до монументальной лестницы, офицер разулся и попросил Фрике снять сапоги, ссылаясь на требования этикета — никто не смеет появляться перед императором в обуви. Но Фрике отказался наотрез, сказав, что он здесь не гость, а пленник и приведен к императору против воли. Если его величеству не угодно принять посетителя в сапогах, то пусть прикажет отпустить его на все четыре стороны… Он, Фрике, нисколько не будет обижен.
Офицер настаивал, но парижанин не уступал и с насмешливым видом перефразировал героический ответ Леонида [125] в битве при Фермопилах: «Снимайте сами!»
Вот так и случилось, что Виктор Гюйон по прозвищу Фрике оказался, по-видимому, первым европейцем, ступившим под своды роскошного портика в сапогах, обыкновенных охотничьих сапогах, в которых ходят на уток; пройдя через портик, он вошел в огромную залу, обтянутую великолепнейшим шелком, —
125
Леонид — в 488–480 гг. до н. э. царь Спарты, командовал союзным войском в битве с персами при Фермопилах в Центральной Греции. Вместе с отрядом из 300 спартанцев и 700 феспийцев защищал проход у Фермопил до конца.
Фрике, не увидев второго сиденья, взял мягкую подушку и, не спрашивая ни у кого разрешения, уселся, по-турецки скрестив ноги, поглядывая по сторонам не столько с тревогой, сколько с любопытством.
Ждать ему пришлось недолго. Не прошло и десяти минут, как зарокотал барабан. Внезапно раздвинулись портьеры, закрывающие огромную дверь, предназначенную для выхода императора, слуги шумно распахнули створки, и в зал двумя рядами вошли солдаты с саблями наголо, в медных касках, красных мундирах и босиком. Они выстроились в два ряда, справа и слева от трона.
За ними выступил сам властитель, следом хлынула многочисленная свита придворных; монарх величественно сел на трон, а одна из его жен поставила перед ним золотую шкатулку с бетелем, золотую плевательницу и чашу с водой.
Император был одет очень скромно, что особенно бросалось в глаза в сравнении с неумеренной роскошью придворных: белая полотняная рубаха до колен, перехваченная в талии шелковым поясом, шаровары из легкой ткани и черные туфли с загнутыми носками без задников — вот и все.
Надо сказать, что его величество облачается в свой знаменитый наряд, усыпанный драгоценными камнями, только на время торжественных церемоний и официальных приемов. Вес одеяния достигает пятидесяти килограммов!
При виде императора Фрике вежливо встал и приподнял пробковый шлем, тогда как охранявшие его солдаты в буквальном смысле слова распластались по полу. Монарх, остановившись всего в трех шагах от пленника, явно пораженный его спокойствием и хладнокровием, приставил к глазам лорнет [126] .
126
Лорнет — складные очки с ручкой.
В свою очередь, парижанин глядел на императора в упор, как человек, привыкший к неожиданным встречам с самыми опасными хищниками; ему не нужен был лорнет, чтобы разглядеть на этом внешне бесстрастном лице следы сильнейшего волнения.
«Ничего, красивый мужчина, — сказал себе Фрике, — не похож на этих игрушечных царьков, которых мне столько раз доводилось встречать в наших странствиях. Но зачем ему понадобилось просверливать в мочках ушей такие дырки, что можно вставить палец?»
Молодой человек как раз раздумывал над этой странной модой, когда один из наиболее безвкусно разряженных придворных заговорил: на довольно сносном английском он вкратце изложил, как этот человек, явившийся с Запада с ужасающим оружием, совершил неслыханное святотатственное деяние, посягнув на территорию и имущество его величества.