Прививка от ничего (сборник)
Шрифт:
Стоит ли говорить, что к шестому классу родителям было предложено перевести нас в другую школу. Мы мешали этому скромному заведению в центре рабочего района творить Людей Системы.
Впрочем, в другой школе всё пошло точно так же. С той лишь разницей, что мы стали старше, а значит – и борьба наша была уже не такой детской.
Последние два года мы учились порознь. Часто встречаясь на безумных и приключенческих пьянках конца восьмидесятых.
Казалось, что по окончании школы мы попадём в какую-то другую жизнь, где нас с нетерпением ждут, где нужны такие бойцы, как мы.
И вдруг, в то
– Знаешь, я уезжаю. Женюсь на Машке и уезжаю. Я не хочу, чтобы мои дети росли в говне…
Я ничего не понял. Я думал, что если в кооперативных ларьках продаются значки с неподвластными цензуре надписями, если издают Бродского и Соснору, если поёт Гребенщиков, если компания «Русское Видео» показывает по средам в два часа ночи «Апокалипсис наших дней», «Взвод» и «Башню замка», – то всё идет хорошо. Я ещё не знал, что всё это элементы той же Системы. Новые элементы. Для старых целей.
И он уехал. И писал письма, изобилующие забавными историями.
Например, устроился он работать садовником. Ему по служебной необходимости вручили трактор. Хороший, мощный трактор известного производителя – не то, что наша «Беларусь».
– Сколько может выжать? – деловито спросил он.
– 40 километров в час, – ответили ему.
– Почему так мало при такой мощности?
– А здесь пломбочка стоит на приводе акселератора…
С пломбочкой справились при помощи кусачек, а полиция догоняла трактор в левом ряду автобана на скорости девяносто.
Потом он ушёл в армию. Но не стал шляться с автоматом в одной руке и барышней в другой по центральным улицам города, как делают все местные. Он подал прошение о переводе в действующие войска, в Ливан. И стал там командиром взвода пулемётчиков. «Русского взвода», как его называли, поскольку ребята там были все из Москвы, Петербурга, Новосибирска…
Это был странный взвод. Власти не понимали его и боялись. Двадцать ребят весь день стреляли в людей, которые ничего плохого не сделали для Москвы, Петербурга, Новосибирска. А потом возвращались в расположение части, ставили оружие в угол, брали много водки и напивались. Напивались с ещё большим ожесточением, чем стреляли в тех, за песками…
Не обходилось и без курьёзов. Чего стоит, например, поездка на армейском джипе в «стан противника», произведённая в беспамятном алкогольном опьянении. Пришлось вызывать командование для урегулирования международного конфликта. Потом – десять дней тюрьмы, но это уже другая история. История о том, почему в той тюрьме комфортней, чем в средней питерской «хрущёвке».
За время «крестового похода» – то ли на неверных, то ли за водкой – семья была потеряна.
Я потом слышал, что Машка стала национальным героем. Она работала в больнице медсестрой. И так случилось, что именно в её смену в больницу ворвался террорист с автоматом. А Маша как бывший член сборной России по художественной гимнастике обладала недюжинной силой и не вполне уравновешенным характером. Кроме того, она плохо знала языки. Поэтому на требования террориста «лечь на пол» отреагировала неадекватным: «Чо, блядь? Я те ща устрою!»
Отняла автомат и держала горе-террориста пятнадцать минут до приезда спецназа.
А он… Он вернулся
Мы изредка встречаемся.
Он ходит в старенькой камуфляжной форме. Он – в совершенстве знающий 3 языка, искусствоведение, историю Петербурга, Кельтскую культуру – не может найти себе места в этой жизни.
Как-то раз мы пили перцовку. И он сказал мне:
– Знаешь, я навсегда остался на войне.
Понимаете? Не на той, условной, среди песков.
А на этой. Настоящей. На войне, которую я – успешный и обеспеченный – проиграл. Все мы – проиграли.
Задний ход
Майское солнце обманчиво предвещало тёплые выходные.
Щуря глаза и поёживаясь от утренней прохлады, я вытаскивал из гаража всякий хлам, предназначенный для вывоза на дачу. Первый весенний рейс – всегда грузовой.
Я думал о том, какая странная жизнь у вещей.
Сперва они пытаются занять место в комнате. Потом, не пригодившись, перекочёвывают на антресоли. Когда последние заполняются, настаёт генеральная уборка. В результате которой становится ясно, что некоторые предметы пора перевезти в гараж. Позже, когда в гараж уже не въехать, генеральная уборка настаёт и там. В свою очередь находятся вещи, которым не место и в гараже. Тогда они перекочёвывают на дачу. И только не пригодившись там, занимают почётное место на свалке.
В семидесяти километрах от города. В десятках месяцев с тех пор, как стали не нужны. В нескольких годах или десятилетиях от своего появления.
Как это должно быть мучительно – постепенно отдаляться, чувствовать себя изгнанными, раздражающими, ненавистными. Но, почему-то, – не вполне отпущенными. Так автомобиль медленно сдаёт задним ходом – от того места, куда так стремился, так летел ещё совсем недавно.
Я закрыл гараж и сел в машину. Неприятная процедура погрузки была окончена. Впереди – семьдесят километров, солнце, шезлонг на веранде, вино, стрельба из пневматического ружья, баня…
Из гаража напротив задним ходом выезжал Фольксваген Гольф. Я ждал окончания манёвров, даже не поворачивая ключ зажигания. Именно поэтому успел лишь жалобно «бибикнуть» – автомобиль спокойно и уверенно упёрся мне в крыло.
Я вздохнул и открыл дверцу. Из Фольксвагена вышла моложавая, ухоженная женщина, тут же начавшая охать, ахать и недоумевать. Я её почти не слушал, увлечённый собственными мыслями.
Я понимаю, когда в сложной дорожной ситуации, среди плотного потока не успеваешь глянуть в одно из трёх зеркал, надеясь на данные предыдущего осмотра. Или, наоборот, отслеживая зеркала, не видишь манёвр идущей впереди машины. Понимаю, что можно также не видеть перед ней перебегающего пешехода или, что хуже, собаку. Потому пропускаешь аварийное торможение.
Но куда можно смотреть, выезжая задним ходом из гаража? Среди трёх бетонных стен?
(Ради эксперимента попробуйте пройти спиной вперёд по коридору в собственной квартире. Бьюсь об заклад, будет неуютно – захочется оглянуться).
– Барышня, – прервал я продолжающиеся охи и ахи. – У меня к Вам всего один вопрос. Только, пожалуйста, ответьте честно. Мне это очень важно. Куда вы смотрели, когда выезжали из гаража?
Она замялась, опустила глаза и почти прошептала:
– На приборную панель…